Океан Бурь. Книга первая
Шрифт:
Володя уже успел забыть о своей болезни, и ему снова разрешили бегать по всей улице, и по соседним улицам, и даже за Оторвановку на строительство.
И вот как-то вечером Еления пожаловалась маме:
— Косточки во мне гудят на разные голоса. Это уж к дождю.
— Да, это очень может быть, — ответила мама, — такой зной. Даже листья в саду вянут.
Володя не особенно верил в музыкальные способности старухиных косточек, потому что у нее всегда что-то шумело и гудело. Он верил только своему капитану. Вот если он выйдет на палубу своего корабля, тут уж без ошибки можно утверждать — будет дождь.
Выбежав
По краю тротуара шел высокий и с виду очень унылый человек. Несмотря на жару, он был в сером брезентовом плаще. Его голову прикрывала кожаная кепка, широкая, с острыми краями, похожая на большую черную сковороду. На плаще в самом низу рыжело продолговатое нефтяное пятно, напоминающее Каспийское море.
Человек все время вертел головой, жадно поглядывая по сторонам выпуклыми и тусклыми, как оловянные пуговицы, голодными глазами. Лицо его, покрытое густой сетью больших и малых морщин, напоминало лист пожелтевшей измятой бумаги.
Все эти подробности сразу отметил Володя и подумал, что этому человеку, наверное, очень невесело живется на белом свете: ему жарко, хочется есть, оттого он так и посматривает вокруг — чем бы тут поживиться. Но кругом стоят одни только прожаренные солнцем дома.
Человек уныло шагает по размякшему асфальту в горячем плаще и чугунной кепке, а за ним, повизгивая, катится тележка на двух высоких колесах. Бойко двигая босыми ногами, тележку тащит небольшой, но какой-то широкий и жилистый человек. Одет он в широкие грузчицкие порты, до того испачканные и потрепанные, что определить, из чего они сшиты и какого цвета материал, уже нет никакой возможности. С плеч его на одной сохранившейся лямке свисает очень длинная майка, бывшая когда-то голубой. Но возможно, что она была и красной. Сейчас этого уже не определить. Майка открывает его волосатую грудь, и подол ее трепещет при ходьбе где-то около самых колен. Полотняная панамка, какие летом носят интеллигентные бабушки, покрывает его голову.
Его босые ноги, голая грудь и руки — все поросло густыми волосами. Небритое круглое лицо казалось мохнатым, отчего он походил на большую обезьяну. Пот стекал по его лицу, плечам и груди, оставляя извилистые грязные дорожки, и блестящими каплями падал на пыльный раскаленный асфальт.
На тележке стояли фанерные чемоданы, перевязанные веревками, ремнями, проволокой, лежали пестрые узлы, полосатые перины, железные части кроватей, панцирная сетка, новая большая кадушка, в каких солят на зиму капусту, и другая кадушка, поменьше, выкрашенная голубой краской. В голубой кадушке росла комнатная пальма. Под узорной сенью пальмы на самой вершине воза стояли две большие клетки с серыми и пестрыми кроликами.
Удивительно, как один небольшой человечек может тащить столько вещей и еще бодро покрикивать хриплым голосом:
— Не тушуйся, хозяин. Культурно довезем.
Конечно, над забором сейчас же показалась огненная Васькина голова. Смешно двигая своей репкой, он дурашливо пропищал:
— Рикша!
За тележкой шли толстая женщина с очень белым лицом и тоненькая загорелая девчонка в новом красном платье. Она несла большую гипсовую собаку, прижимая ее обеими
Женщина шла спотыкаясь и покачиваясь, как слепая. На ней было надето тонкое желтое платье. Синее суконное пальто она несла на руке. Другой рукой держала черный дождевой зонтик, загораживаясь от солнца. Было видно, что она умирает от жары.
А девчонка — Володя это сразу определил — была вредная. Она задирала широкий нос и при этом так презрительно щурила глаза, что, казалось, смотрит на окружающий ее мир своими круглыми ноздрями. Хотя гордиться ей было совершенно нечем. Платье на ней короткое, коленки острые и загорелые, ноги сплошь в белых царапинах. И шляпка на ней смешная: желтая, соломенная, с пучком тряпочных цветов. А из-под шляпки, как будто сделанные из той же соломы, торчат две жидкие косенки, завязанные розовыми бантиками. Один бантик развязался, и длинная ленточка подрагивает на ходу.
Словом, сразу видно, вредная девчонка, что она сейчас же и доказала.
Как только Васька пропищал на заборе, девчонка еще выше задрала свой нос и звонко, на всю улицу, рассмеялась:
— Какой рыжий! Смотрите, как петух!
— Малявка! — завопил оскорбленный Васька и для убедительности показал язык. — Э-э, малявка!..
Володя тоже засмеялся.
В самом деле, Васька, когда сидел на заборе, очень напоминал яркого петуха.
— Стой! — вдруг скомандовал унылый человек таким гулким басом, что Володе показалось, будто голос ударил из большой кадушки, стоящей на возу.
Голодным взглядом он осмотрел дом, Володю, рыжего Ваську и спросил:
— Чей это будет дом?
— Наш, — ответил Володя.
— А вы-то чьи? — прогудел унылый человек, и не успел еще Володя ответить, как из калитки выбежала мама.
— Гурий Валерьянович?! — спросила она.
Вот оно что — дядя приехал!
Васька свистнул на всю улицу.
Дядя снял с головы свою сковородку.
— Здравствуйте, сестрица, — сказал он, и многочисленные морщины на его лице дрогнули и заиграли, редкие усы ощетинились. Можно было догадаться, что он улыбнулся. — Мое семейство, — ткнул он рукой в ту сторону, где находилась тележка с чемоданами и кадушками.
Сейчас же толстая женщина, продолжая прикрываться зонтиком, поцеловала маму в щеку.
— Здравствуйте, сестрица, — простонала она. — Какие у вас погоды невозможные…
И девочка поцеловала маму в другую щеку, сказала тоненьким голосом:
— Здравствуйте, тетя!
— А это мой сын, — мама подтолкнула Володю.
Снова на дядином лице вздрогнули и заиграли все морщинки. Ощетинив усы, он пробубнил:
— Здорово, пистолет!
Девчонка захихикала, прикрываясь концом платочка.
Мама показала на дом и положила руку на Володину голову:
— Наследник.
Оловянные дядины глаза вспыхнули, словно он наконец-то увидал долгожданную еду, и его взгляд сделался совсем уж алчным.
— Здравствуйте, молодой хозяин, — восторженно прогудел он и протянул вперед длинные руки с широкими ухватистыми ладонями. — Примите бесприютное семейство, — умильным голосом запричитал он. — Мы, значит, вам дядя, хотя и двоюродный…
Володя попятился. Ему показалось, что этот высокий голодный человек сейчас посадит его на свою сковородку и пришлепнет свободной рукой.