Океан Бурь. Книга первая
Шрифт:
И особенно внимательно следил он за Сенькой Любушкиным, которому досталась самая большая и самая интересная роль старика — балагура и прибауточника. Он ловко обнаруживает шпионов и помогает пограничникам задерживать их. Всем хотелось сыграть эту роль, но еще когда только читали пьесу, то все уже знали, что достанется она «украшению класса». Так, конечно, и получилось.
А играл он очень плохо и говорил таким тоном, словно урок отвечал. Он привык все делать лучше других и всегда переживал, если что-то не удавалось. А оттого, что он очень старался,
Людмила Борисовна просто измучилась с ним. По сто раз показывала она, как надо пройти стариковской походкой, как сказать.
— Ну, скажи вот так: «Куда ты спешишь, еловый корень!»
Любушкин повторял ровным голосом первого ученика и все поглядывал на Марию Николаевну, ожидая что она скажет: «Очень хорошо, Сеня, садись».
Но ничего она не говорила, а только вздыхала и покачивала головой. На этот раз «украшение» сплоховало. Он даже заикаться начал, и по его потному розовому лицу пошли красные пятна. Все начали перешептываться и посмеиваться, и даже Васька не сдержался.
— Эх ты, дубовый корень! — проговорил он.
Людмила Борисовна строго спросила:
— Это кто нам мешает?
А Мария Николаевна, ничего не спрашивая, прямо посмотрела на Ваську и предупредила:
— Еще слово, и ты уйдешь, тем более, что делать тут тебе совсем нечего.
Васька ненадолго успокоился, но потом снова начал шипеть и стонать, как будто у него болел живот. Он все равно ходил на все репетиции. Он посмеивался, передразнивал актеров и вообще всячески злыдничал втихомолку. Громко-то боялся — выгонят. А ему почему-то было интересно смотреть, как его одноклассники вдруг становятся непохожими на самих себя.
Ребячьи игры он всегда презирал, но тут была какая-то такая игра, в которую и самому хотелось включиться, да его не принимали. Он и злыдничал-то потому только, что завидовал, страдал за каждый промах, за каждое не так произнесенное слово. И ему казалось, что у него самого все получалось бы намного лучше.
— Ох, дурак!.. Ох, портач…
Наконец Любушкин своей тупостью допек Людмилу Борисовну, но она напустилась не на него, а на Ваську:
— Можно подумать, что ты лучше сыграешь.
— А то! — восторженно и отчаянно выкрикнул Васька в тишине, наступившей внезапно. Он уже не помнил себя и ко всему приготовился: выгонят, ну и пусть, но он тут им всем докажет.
И даже Мария Николаевна слегка растерялась перед этой вспышкой отчаяния и готовности, каких у Васьки прежде никогда не замечалось.
— Разве так надо отвечать старшим?
Васька встал, и все увидели, как он побледнел, и только круглый его носик нежно светился среди веснушек.
— Ну, выходи, покажи свое уменье, — раздраженно сказала Людмила Борисовна. — Покажи, каков ты…
— Нельзя мне!.. — с отчаянием воскликнул Васька и зачем-то вытер ладони о свои широкие лыжные штаны.
— Почему нельзя?
— Учится плохо, — нерешительно доложила Мария Николаевна.
Любушкин утомленно прислонился к стене. Он презрительно улыбался, уверенный
А Васька, не обращая на Любушкина никакого внимания, сморщил свою репку и проскрипел стариковским голосом:
— Эх ты, еловый корень!
Людмила Борисовна тихо ахнула. Она смотрела на Ваську так, словно он только в эту секунду свалился ей под ноги.
— Вот ты, оказывается, какой!
И только тут Васька струсил: вот сейчас его уж обязательно выставят из класса, сейчас, когда ему больше всего на свете не хотелось этого.
— Не буду я больше, — заморгал он испуганно. — Я теперь тихо будут сидеть…
Любушкин мстительно засмеялся.
Но Людмила Борисовна подошла к Ваське и положила руку на его рыжую лохматую голову.
— Тебя как зовут? — ласковым голосом спросила она.
Васька вздохнул. Он не спешил отвечать. Он никогда не стремился к известности, по опыту зная, что его именем интересовались только затем, чтобы причинить ему неприятности.
— Васька его зовут, — презрительно сообщил Любушкин. — Васька Рыжий. Второгодник.
— Ты, Вася, здорово это сказал. Давай-ка попробуем еще. Я тебе буду подсказывать, а ты говори.
— Не надо мне подсказывать, — торопливо проговорил Васька, в волнении облизывая губы.
Вот тут по-настоящему все притихли — никогда еще Васька не отказывался от подсказки. Он, ничего уже не замечая, вдруг часто-часто замигал, чуть сгорбился и, совсем как настоящий старик, подошел к пограничнику.
— Ну, куда ты спешишь, еловый корень, — проскрипел он таким стариковским голосом, что у всех даже дух захватило. И Володя, который играл роль командира погранотряда, сразу же ответил так, как полагалось по пьесе. Васька, покряхтывая, начал его поучать:
— А ты не спеши. Не спеши. Подумай сперва, все с умом надо делать, с оглядкой…
— Молодец какой, — сказала Людмила Борисовна. — Теперь у нас дело пойдет.
ПЕРВАЯ ПЯТЕРКА
Васька очень боялся, что у него отберут роль и не дадут играть в пьесе, если он теперь проштрафится. И поэтому он ходил по струнке, учил уроки, словом, старался изо всех сил.
Часто по вечерам он приходил к Володе.
— Вовка, помогай! Вот тут задачка, ты уж, наверное, решил.
Володя с удивлением заметил, что Васька как-то вдруг притих и даже будто повзрослел. Он почти не ввязывался в драки и потасовки, которые, как и всегда, то и дело возникали на переменах, и даже походка его сделалась неторопливой, степенной.
В школу он теперь не врывался как бешеный. Нет, он входил, стряхивал снег у порога и долго снимал свою меховую куртку. Про эту куртку говорили, что ее рвали все собаки. И в самом деле, купленная на барахолке года два тому назад, она была сейчас очень уж какая-то лохматая и растрепанная.