Океан Бурь. Книга первая
Шрифт:
— Так если бы мой был…
— А господь-то с тебя спросит. Что это ты, спросит он, раба ленивая, младенческую душу загубила, разбойника мне возрастила? И в ад тебя, к нечистому в судомойки. Туда тебя, туда…
— Я тоже некрещеный, — вызывающе сказал Володя. — Ну и что?
Тетка, вытирая фартуком банку, пояснила:
— Мамаша у него коммунистка. У ней своя вера. А ты ни туда ни сюда. Вот тебе и наказание.
И вдруг она взвыла и так изогнулась, будто кто-то невидимый ударил ее по спине. Стеклянная банка выпала из
— Молись, окаянная твоя душа, молись, вылезай из дерьма… — Бледное ее лицо, заблестевшее от обильного пота, дрожало, и все на нем: и брови, и глаза, и губы — дергалось, словно стремясь сорваться со своих мест.
Она наскакивала на ошалевшую Музу и, как слепая, хваталась за что попало. Осколки трещали под ногами.
— Гляди на нее, господи, гляди, отворяйте ворота лона Христова, гоню поганую овцу…
Так, мешая молитву с руганью, тетка загоняла Музу в какие-то ворота, а перепуганная Муза мелко крестилась и шептала:
— Ой, да что ты, ой господи…
Все это было нисколько не страшно, а просто смешно. Две толстые растрепанные бабы, пыхтя и повизгивая, возились перед иконой. Исхудавший, наверное, давно не кормленный, бог грозно поглядывал на них из-под потолка. Подняв два пальца, он словно бы подначивал свою хозяйку: «Всыпь ей как следует за это».
Володя смеялся, отодвинувшись на всякий случай поближе к двери. Вдруг около него появилась Тая.
— Ну что ты смеешься-то! — закричала она и деловито приказала: — Неси воды скорее.
Когда Володя принес из сеней ковш ледяной воды, тетка, закрыв глаза, лежала на полу, толстое тело ее дрожало. Тая намочила полотенце и вытерла потное лицо матери.
— Ничего тут смешного нет, — хмуро сказала она. — К ней бог приходил.
— Господи, — перекрестилась Муза.
А Володя сказал:
— Никто сюда не приходил. Врешь ты все!
РЕЦИДИВИСТ ПАВЛИК
Вначале Васька не замечал мороза, но когда совсем стемнело и морозный туман, обволакивая дома, пополз по улицам, и его начало пробирать. Заметив это, Василий Андреевич скомандовал:
— Побежали, ну, резвее!..
Васька побежал ленивой рысцой, а Василий Андреевич, работая локтями, как на беговой дорожке, вырвался вперед. Тогда Васька раззадорился, поднажал и скоро перегнал своего провожатого. Бегал Васька отлично, но тут понял, что соперник у него тоже бегун не из последних, и потому старался изо всех сил. Словом, когда добрались они до отделения, оба так дышали, что дежурный милиционер спросил:
— Попытка к бегству, товарищ лейтенант?
Вытирая лицо платком, Василий Андреевич весело ответил:
— Едва догнал.
— Но? — удивился дежурный. — Смотри-ка, шпингалет какой бойкий…
Милиционер был маленький, пожилой черноусый, и когда он удивлялся, на его лице все лезло вверх —
Василий Андреевич спросил:
— В десятой есть кто-нибудь?
— Да Павлуша же, — засмеялся милиционер.
— О, второй привод за неделю.
— Теперь дорогу узнал, так сам является, и прямо в десятую.
— Рецидивист, — засмеялся и Василий Андреевич. — Вот тебе, тезка, и не скучно будет. Пошли за мной!
Следуя по коридору за Василием Андреевичем, Васька со страхом ожидал встречи с закоренелым преступником, отчаянным Павлушкой, который совершает по два преступления в неделю, после чего нахально сам является в милицию.
Не без опаски приблизился Васька к двери; с цифрой «десять». После пробежки по морозу лицо его пылало, а в груди вдруг стало так холодно, будто он на спор съел шесть порций мороженого.
Дверь распахнулась, отчаянный Павлушка сидел на опрокинутом стуле. У него на голове старая милицейская фуражка. Увидав лейтенанта, он закричал:
— Дядя Вася пришел!..
— Вот тебе товарищ, — сказал Василий Андреевич, подталкивая ошалевшего от неожиданности Ваську. — Он тут с тобой поиграет, а скоро, наверное, и бабушка заявится.
Васька возмущенно захлюпал носом. Здорово его разыграли: ожидал попасть в компанию матерого бандита, а вместо этого подсовывают самого обыкновенного, ничем не замечательного мальчишку. Лет ему не больше четырех, он весь еще какой-то розовый, пухлый, вихрастый, в коричневом вельветовом костюмчике с большим белым воротничком. Чтобы ловчее было играть, он снял валенки и остался в одних чулках.
Упоминание о бабушке ничуть его не обрадовало.
— А я не хочу! — жизнерадостно заявил он.
— Но ведь ты знаешь, бабушка нас с тобой не спрашивает. Она у тебя, знаешь, какая. О!
Василий Андреевич поднял палец и вытаращил глаза, показывая, какой у бабушки крутой характер и что с ней шутки плохи.
Он ушел. Васька стоял у двери. Он уже понял, что попал в детскую комнату, и был убежден, что мера эта временная. Наверное, Василий Андреевич надеется на Вась-кино чистосердечное признание. Не знает он, чем пахнет это признание! Забьет его Капитон до полусмерти — это уже обязательно. Нет, лучше колония для малолетних, по крайней мере, жив останешься.
А Павлик, весело глядя на него, спросил:
— Ты тоже потерялся?
Не поняв вопроса, Васька мрачно отвернулся, а Павлик продолжал:
— Ты боишься, что тебя не найдут? Да?
— Никто меня не терял.
— Сам прибежал?
— Ну, сам… А тебе что?
Оглянувшись на дверь, Павлик заливисто засмеялся, подбежал к Ваське и потянул его за рукав. Васька присел, и Павлик сейчас же приник к его уху всей своей пухлой мордочкой. Теплые губы зашевелились около уха, теплый смех заиграл, и Васька услыхал теплые слова: