Океан Бурь. Книга вторая
Шрифт:
— Значит, не будет мне от тебя милости? — спросил Хорошун, бессильно опускаясь на землю против крыльца. Сидел на траве, широко раскинув ноги, обутые в огромные кирзовые сапоги, и печально говорил:
— Злоба прошла, остался смех. — Он засмеялся и покрутил головой. — Такая ты вот с мой палец пигалица, а берешься меня сдвинуть. Ох ты, мать моя Евгения…
— Ну ты, осторожнее, — прикрикнула мама. — Тут дети.
— Да я смирный, ты знаешь. Сын?
— Сын. — Она поднялась, взяла корзину с бельем и, уходя, проговорила: — Володя, пора спать.
— Это
— Зачем же меня бить? — спросил Володя.
Подняв свое широкое, доброе лицо, Хорошун сокрушенно сообщил:
— А меня, брат, ух как она лупит! Аж перья летят. Перед всем народом…
Представив, как мама, такая маленькая и несильная, бьет такого здорового дядьку, Володя рассмеялся.
Из прихожей выскочила Тая:
— Ты с кем тут? — Увидев на траве такого большого человека, пронзительно ойкнула.
— Сестра? — спросил Хорошун.
— Троюродная бабушка.
— А ты — веселый, — одобрил Хорошун. — И, видать, задиристый. Я к тебе приходить стану. Не прогонишь? Подружимся мы с тобой, может быть.
Вышла мама, накинув на плечи вязаную кофту, и начала наводить порядок: проводила Хорошуна до калитки, Володю и Таю разогнала по своим комнатам, а сама пристроилась на скамейке у резного крылечка, посидеть, подумать перед сном в одиночестве, от которого уже начала отвыкать.
Только неделя прошла, как проводили Снежкова, но ей кажется, что это было так давно… Очень давно.
СЕРЬЕЗНЫЙ РАЗГОВОР
Как только Таю приняли в хореографическое училище, она даже с Володей стала разговаривать так, словно она и в самом деле его бабушка. Теперь, когда Володя заходит за Таей, он всегда застает ее перед зеркалом. Александра Яновна то и дело покрикивает:
— Да отлепись ты от зеркала, крутельна. Хватит тебе фигурки-то строить. В школу опоздаешь…
— Ох, тошно мне, — равнодушно скороговоркой отвечала дочь. — Ну, опоздаю, так и опоздаю, только и делов-то. — И продолжала поправлять беленькие бантики, которыми с недавних пор она начала украшать тощенькие свои косички.
Володя крикнул с порога:
— Троюродная бабушка, я пошел, — и захлопнул дверь.
Догнав Володю уже почти у самого сквера, она ударила его портфелем.
— Не смей меня так называть!
— А ты не выкаблучивайся.
— Не твое дело. Если еще услышу…
— Ладно, — нехотя проговорил он, — замнем.
Такая сговорчивость удивила Таю: Володька — задира, которому на все наплевать, все чаще стал соглашаться с ней. И вообще, она заметила, что после своего недолгого путешествия он словно вырос. Можно подумать, что не три дня пробыл он в пути, а, по крайней мере, три года. Такой он стал задумчивый и рассудительный. Вот что значит в доме появился мужчина. Отец.
Прошли почти половину пути, а Володя все молчит: Тогда Тая сказала:
— Красивая наша улица стала. Зеленая, как в деревне.
— Да, — ответил Володя и снова задумался.
— Неужели ее снесут? А я слышала, что все наши жители против этого. Никто не хочет переселяться
— Придется. Но только никому нашу улицу тронуть не дадим. А в нашем доме откроется Музей Великого Мастера.
— Жалко, — проговорила Тая и сейчас же, как вообще все девчонки, перескочила на другую тему: — Через неделю каникулы.
Можно подумать, будто она жалеет, что скоро каникулы. Но то, что она сказала о жителях улицы Первой пятилетки, заставило его призадуматься. Эту улицу построили рабочие судоремонтного завода, одного из крупнейших в городе и самого старого. На этом заводе Володин дед проработал всю свою жизнь. И если рабочие не захотят, то никакая сила их не стронет с места.
Так подумал Володя и решил, что это обязательно надо сказать Снежкову, только скорей бы он приехал.
Но первый, кому Володя рассказал о своей улице, оказался Василий Андреевич — лейтенант милиции. Он пришел под вечер, когда Володя, выучив уроки, обдумывал, чем бы ему заняться до маминого прихода. Чтобы легче думалось, он отправился в спальню и там повалился на медвежью шкуру. Но и тут ничего придумать не успел, потому что кто-то негромко постучал в дверь. Наверное, Тайкины штучки: никогда не стучала, а просто просовывала голову в дверь и чирикала: «Вовка, ты где?» А теперь стучит, как взрослая.
— Давай заходи, чего там! — выкрикнул Володя, задирая ноги к потолку.
Но тут он увидел какого-то рослого человека в темно-сером костюме и золотистом галстуке.
— Лежи, лежи, — проговорил посетитель, проходя через столовую. — Эх, какая богатая у тебя медвежина! Ну, здорово, путешественник.
Узнав посетителя, Володя вскочил на ноги.
— Здрасте… Не узнал я вас… Не враз узнал.
— Ничего. Можно, и я присяду? Какой богатырский был зверь. Это Снежков привез?
— Медведя этого он сам убил.
Сняв пиджак, Василий Андреевич сел напротив Володи.
— Человек он настоящий. Знаменитый художник. Тебе, Володя, считай, здорово повезло. Ну, что у тебя нового?
— Да вроде бы ничего такого… — неуверенно заговорил Володя, стараясь вспомнить, что же он еще успел натворить. Да, кажется, ничего не было. Разве что еще до побега?..
Василий Андреевич подмигнул:
— Старое вспоминаешь? Я спросил, что нового.
— Да много всякого. Да вам и так все известно.
— Ну ладно. Кое-что я знаю, а чего не успел узнать, выясним. У меня новость хорошая, про тезку моего.
Васька!.. Володин сосед и друг Васька Понедельник — такая у него была смешная фамилия. И сам он был смешной: рыжий, нос репкой. Плохо ему дома жилось, очень плохо. Отец рисовал нелепые «ковры» и продавал их на базаре, а мачеха вообще ничего не делала. Доставалось Ваське от них. Совсем не мудрено, что учился он плохо и считался первым хулиганом в школе. А в этом году, в самом конце зимы он сбежал из родного неприютного дома. Куда — никто не знал. Даже Володя не знал, пока не получил от Васьки письмо. «Письмо секретное», — написал Васька, и, значит, говорить о нем Володя не имел никакого права.