Океан Бурь. Книга вторая
Шрифт:
— Самый красивый человек на свете — это ты!..
— Ты что? — с недоумением спросил Петушков, тоже не по сценарию.
— Когда ты на манеже, то от тебя глаз не оторвешь. Красота несказанная!
Самое главное в том и состояло, что Васька был в этом совершенно уверен. Петушков — очень красивый человек именно для того прекрасного дела, которое он выбрал и которое Васька тоже давно и безоговорочно выбрал для себя.
Сказка, похожая, на жизнь, и жизнь, похожая на сказку, — все перемешалось в его встревоженном состоянии, и только вчерашний
Медленно остывая, Грак все еще сидел в углу темницы. С ним такое случалось нередко, почти каждый день, поэтому никто и внимания не обратил на эту очередную вспышку.
Одна только Филимон встревожилась. Она за подбородок подняла Васькино лицо и, делая вид, будто поправляет волосы, заглянула в его глаза. Что она там хотела рассмотреть, в этих ясных и дерзких глазах?
— Зачем же ты так, Вася? — спросила она строго, но губы ее вздрогнули и пальцы тоже.
Ваське стало жалко ее почти так же, как Маленькую королеву. Как же не помочь им обеим?
— Чего спрашивать-то? — заносчиво, почти грубо, ответил он.
Все это время Петушков стоял в стороне и хмурился с таким видом, словно он тут совсем ни при чем.
— Будем работать, или будем отдыхать? — негромко спросил он и при этом так взглянул на Ваську, что тот понял: достанется ему сегодня, и как следует, по-братски.
Зато эпизод, который в сценарии назывался «Последняя ночь королевы», снимался быстро, почти без дублей.
Вечером королева, стараясь быть веселой, проговорила:
— Это мой последний вечер. Завтра в это время я сделаюсь уродливой летучей зверюшкой. Я буду висеть где-нибудь на чердаке, среди пыли и паутины, и беседовать с прежними женами короля.
— Если бы ты смогла засмеяться… — сказал Маленький клоун.
Она махнула рукой.
— Не будем об этом. Остается очень мало времени. Ты должен выслушать мои последние просьбы.
— Я выполню все, что пожелаешь.
— Я знаю. Вот слушай внимательно. Иногда по вечерам я буду прилетать к тебе. Ты ведь не боишься летучих мышей?
— Нет, конечно. Чтобы ты нашла мое окно, я вывешу вот этот красный платок.
— Хорошо. Это будет примета и знак, что ты меня ждешь.
— Но как я тебя узнаю? Летучие мыши часто залетают в дома.
— Узнаешь. Я буду садиться на твое плечо. Жди меня каждый вечер, как только солнце коснется моря. И, главное, скажи об этом своему брату.
— Мы будем ждать тебя каждый вечер.
— И скажи ему еще, что я помню его совет.
— А может быть, ты захочешь жить с нами?
— Как можно знать, чего я захочу завтра? И еще одна просьба. Возьмите к себе мою Белочку. В этой стране она одна только и любила меня.
— Мы сделаем все, что ты захочешь! —
— Уже поздно. Слышишь, как разыгрались нетопыри на чердаке? Это они возвращаются после ночной охоты. Скоро рассвет… Прощай, ученик клоуна.
— Подожди. Ты веришь в старые сказки?
— Нетопыри ни во что не верят… Прощай.
Королева вышла, заперев за собой дверь.
«СМЕЙТЕСЬ, ДОБРЫЕ ЛЮДИ!..»
Ворота королевского замка широко распахнулись, и первыми оттуда вышли черные нетопыри. Это были монахи придворного монастыря ордена святого Ушана-Обжоры, основанного еще при короле Упыре Третьем.
Черные монахи вошли на площадь. Они полукругом опоясали место казни и притихли, как огромная змея в ожидании добычи.
Желтые и белые нетопыри заняли места позади королевской ложи.
Под истошные приветственные крики и верещание всех нетопырей подъехала белая карета. Из нее вышли король и королева. За ними следовал мальчик в белом атласном балахоне и в маске с огромными нетопырьими ушами. Это был новый паж королевы. Мальчик нес черный с золотом футляр, в котором находился королевский факел.
Как только король и королева заняли свои места, послышался грохот тюремной колесницы, на которой в окружении Злобной стражи стоял Старший клоун, закутавшись в свой плащ. С веселым волнением оглядывал он толпу, как будто шел не на казнь, а на цирковую арену, окруженную зрителями, ожидающими его острых шуток.
Он легко спрыгнул с колесницы. К нему подскочили злобные и поволокли к костру.
Клоун оттолкнул нетопырей и сам поднялся на костер. Лицо его по-прежнему было веселым и взволнованным. Толпа, оттесненная к самым окраинам площади, заволновалась и зашумела, заглушая гнусавое пение монахов и комариное гудение ушастых серых шлемов.
Король поднялся. Колени его дрожали от старости и нетерпения. Он очень долго ждал этой минуты. Теперь главное не торопиться, а то все окончится так скоро, что он не успеет вдоволь налюбоваться мучениями своей жертвы.
Стараясь не спешить, он вступил на помост, который вел от ложи до места казни. Поджигать костер считалось тяжелой обязанностью короля, но в самом-то деле все короли очень любили это занятие.
Но перед этим надо совершить еще некоторые формальности, которые тоже очень нравились королю.
— Мы желаем выполнить твою последнюю волю, — прошамкал он, и щеки его задрожали.
— Я хочу говорить, — ответил клоун.
Оттопыренные уши короля, просвечивающие розовым, как у кролика, побледнели от ожидания. Он нетерпеливо засмеялся:
— Это хорошо. Я очень люблю, когда преступник перед казнью просит о помиловании. А еще лучше, когда он плачет. Нет ничего забавнее, когда человек уже стоит на костре и еще на что-то надеется. Ну, начинай, да скорей же, не тяни…
Вскинув голову, клоун звонко, как на цирковом манеже, проговорил: