Океан мечты
Шрифт:
— Разве это так уж плохо? — крикнула та в ответ, повернувшись на миг и глядя на нее с вызовом. — И к чему мне вообще возвращаться? Все пропало, все мои деньги. Может быть, для меня будет лучше, если я свалюсь в эту большую дыру. Может быть, это и есть начало созидания, может, я в следующей жизни окажусь более умной и мужчины не будут так меня дурачить!
Господи милостивый! Ужас сжал Дженни горло так, что она не могла произнести ни звука. Неужели Карла собирается убить себя?
Дженни не могла позволить ей это сделать. Жизнь наивной девушки не окончена. Один нечистоплотный ублюдок
— Карла, нет! — закричала Дженни, осторожно ступая на лед и пробуя его на прочность. — Остановись! Вернись! Подожди меня. Я тебе помогу…
Внезапно раздался такой звук, словно падало дерево: сильный треск, почти оглушительный, и он становился все громче. Этот рев прорезал крик ужаса Карлы — и сразу же после этого она исчезла из виду. Лед с треском рухнул, и все заглушил шум обвала.
Не задумываясь Дженни побежала вперед, она видела, что Карла в падении уцепилась за внезапно образовавшийся карниз… Но ее скрюченные, вцепившиеся в лед пальцы уже слабели.
— Карла, держись, держись! — вскрикнула Дженни. — Я иду.
Она встала на колени и потянулась к ней. Откуда-то доносились крики, вопли, плач других людей. Дженни все тянулась, тянулась вперед, и наконец она крепко схватила руку Карлы, ощутив вес ее тела, и держалась за нее изо всех сил.
А потом лед под ней треснул, обломился, и Дженни почувствовала, что скользит вперед головой. Она на мгновение перенеслась назад, во времена катания на школьном дворе с ледяной горки, когда она осмелилась ответить на вызов одноклассников и съехать головой вперед, и теперь она мчалась в этом положении прямо в синюю хрустальную пропасть под крики свои и Карлы, ударяясь о ледяные стенки, а потом они рухнули вниз в облаке клубящегося снега…
Дженни плыла в море из взбитых сливок. Таком мягком. Как зефир. Она попыталась приподнять руку, но ее как будто придавила толстая подушка, приятно защищающая от всякой боли. Неужели ей хочется встать? Разве не лучше оставаться там, где так мягко и тепло… потому что снаружи ждет что-то страшное. Ужасное. Оно холодное и острое, и Дженни обожгло горло, когда она попыталась вдохнуть его. Гораздо лучше оставаться на месте. Нет! Повернуться. Перевернуться. Такое жесткое и холодное, и…
— Дженни, не двигайся!
Она почувствовала на теле руки, удерживающие ее на месте.
— Не смотри вниз.
Но она, открыв глаза, все равно посмотрела и сейчас же охнула от ужаса, увидев зияющую синюю дыру, которая ждала, чтобы их поглотить.
— Мы на карнизе. Он очень узкий. Нам нельзя двигаться. Я слышу, как трещит лед. Он может не выдержать в любую секунду.
Дженни зажмурилась на миг и внезапно вспомнила все и поняла, что они упали, но приземлились, очевидно, на этом узком карнизе. Они цеплялись за жизнь и висели на волоске над бесконечностью.
— Ты в порядке? — спросила она у Карлы. Неуверенно ощупала собственный лоб; почувствовав что-то липкое, поняла, что это кровь.
Карла лежала рядом с ней на боку, лицо ее было искажено болью, которую она пыталась подавить.
— Кажется, у меня сломана лодыжка. Несколько порезов. Синяки. А что с тобой?
Дженни очень осторожно пошевелила обеими ступнями,
— Ничего не сломано, — сказала она.
— У меня сильно болит голова.
Дженни с тревогой отметила, что голос Карлы звучит слабо, прерывисто, словно она теряет сознание. Было светло, так как сверкающее солнце зажигало сверкающими огнями ледяную бездну в тридцати футах ниже под ними. Она увидела, что глаза Карлы остекленели, потом просто невидяще уставились в никуда.
Сердце ее подпрыгнуло от ужаса, она протянула руку, чтобы пощупать ей пульс, и, когда нащупала, с облегчением вздохнула. Карла была жива, слава Богу, только потеряла сознание.
Сверху прогремел голос:
— Вы меня слышите?
Дженни вытянула шею, пытаясь заглянуть вверх, но не могла разглядеть лица кричавшего, слишком сверкал лед.
— Да, — слабо отозвалась она. — Я вас слышу.
— Кто-нибудь ранен?
— Карла… она без сознания. — Внезапно прямо под ней что-то треснуло, и Дженни вскрикнула: — Лед в любую секунду может подломиться. Вы должны нас вытащить!
— Держитесь. Помощь уже близка. Только не шевелитесь.
Дженни могла только подчиниться и молиться так, как не молилась никогда в жизни.
Медленно шли минуты. Дженни часто, слишком часто слышала пугающий звук, когда лед под ними трескался еще на какую-то долю дюйма. Сколько еще он выдержит? Сколько еще осталось до того момента, когда они с Карлой полетят в вечность? Она приказала себе не плакать, так как рыдания могли окончательно подорвать ее телесные и духовные силы, кроме того, нужно было опасаться за прочность карниза, на котором беспомощно лежали они с Карлой.
Она думала о том, что ей не хочется умирать. Осталось еще так много в жизни, чего она не испытала! Когда-то Дженни слышала легенду о том, что у тонущего человека перед глазами проносится вся его жизнь, но в те отчаянные минуты она не вспоминала о прошлом, только о том, что могло принести ей будущее. Она добилась бы успеха, в этом у нее не было сомнений. Ей пришло в голову, что она никогда не боялась столкнуться с трудностями карьеры, в этом и был секрет ее успеха. Может быть, Керк был прав, когда сказал, что она боится встретиться с личными трудностями, добиваясь успеха в любви. Теперь ей казалось ясным то, чего она раньше предпочитала не видеть: как они с Брайаном постепенно отошли друг от друга, и когда она застала их с Линдой, то пострадала ее гордость, а не сердце. Потому что от этого, поняла она с поразительной ясностью именно здесь и сейчас, возможно, в своей ледяной могиле, она отказалась не из страха проиграть. Не играя, не проигрываешь.
Так что же хотел сказать Керк, когда он обвинил ее в поисках предлога, чтобы порвать их отношения? Теперь ей стало ясно! Он хотел заставить ее понять, что она боится полностью отдать свое сердце из страха проиграть! И что с того, что вчера у него были другие возлюбленные? Разве это означает, что она недостойна быть с ним завтра?
Но сейчас, призналась она себе, стараясь подавить дрожь от холода, который сковывал ее, и растущий ужас перед своей участью, наверное, уже слишком поздно извлекать уроки из только что сделанных открытий собственного «я».