Оккультные корни Октябрьской революции
Шрифт:
6 января вышел декрет о его роспуске. А демонстрации и манифестации, начавшиеся было в его защиту, были безо всяких церемоний разогнаны, кое-где и стрельбой. Давал ли Свердлов команду открыть огонь или кто-то еще из “военного штаба” — Подвойский, Урицкий, Прошьян, Бонч-Бруевич, или матросы действовали самостоятельно, в рамках полученных заранее инструкций, мы не знаем.
Куда более важную с политической точки зрения акцию Свердлов провел через несколько дней. III Всероссийский съезд Советов. На него делегаты тоже запаздывали, открыть его пришлось не 8 января, а чуть позже. А может, надо было получше подготовиться. Ведь многие были возмущены роспуском Учредительного Собрания, пальбой по демонстрантам. Но руководство
Свердлов применил и еще один любопытный прием. Второй раз обыграл уже единожды опробованную карту — с торжественным объединением рабочего и крестьянского съездов. Хотя, вроде бы, те и другие Советы уже объединились в ноябре. Но сперва, 10 января, открылся III Всероссийский съезд Советов только рабочих и солдатских депутатов. Где позиции большевиков были сильнее. Свердлов во вступительном слове объявил: “Акт роспуска Учредительного Собрания мы должны сопоставить с созывом III Всероссийского съезда Советов — этого верховного органа, который единственно правильно отражает интересы рабочих и крестьян”.
Таким образом подольстил съезду. Вы, мол, главные, а не “Учредилка”. После чего сразу дал слово “от имени революционных отрядов Петрограда” Железнякову — братишка не подвел, так живописал, что над “Учредилкой” оставалось только животики надрывать. Потом откуда-то вытащили с приветствиями якобы “посланцев рабочих” Норвегии, Швеции, США, Англии, вскружив головы простонародным делегатам эдаким “международным признанием”. На второй день выступил Ленин с отчетом Совнаркома, Свердлов с отчетом ВЦИК, Сталин с докладом по национальному вопросу. Съезд постановил всецело одобрить политику Совнаркома и ВЦИК. Утвердил отвергнутую учредиловцами “Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа”. А тем самым узаконил и разгон Учредительного Собрания.
13 января открылся III Всероссийский съезд Советов крестьянских депутатов. И, кстати, “кадровые” методы, коими действовал Яков Михайлович в системе Советов, уже дали плоды. В ноябре у большевиков на съезде было около 10 % мандатов, теперь каким-то образом насчитали 50 % от большевиков и всякого рода “сочувствующих”. И здесь вместо всяких других вопросов на первом же заседании Свердлов вынес предложение о слиянии со съездом рабочих и солдатских депутатов. Дружно приняли, опять торжествовали, праздновали и обнимались. Ну а при этом крестьянский съезд как бы автоматически присоединился к решениям рабоче-солдатского.
После чего заседали уже вместе. И если кто-то пытался высказывать “не те” мнения, его сразу забивали. А под занавес, когда уже наговорились и назаседались, Яков Михайлович вынес на голосование и протолкнул два “маленьких” пунктика. Формальных. Бумажных. О том, чтобы из принятых декретов Совнаркома изъять оговорку “впредь до окончательного решения Учредительного Собрания”. И из наименования Совнаркома “временное рабоче-крестьянское правительство” изъять слово “временное”. Вот так незаметно, между делом, осуществился на самом-то деле еще один переворот. Все, что напринималось и воспринималось как временное, одним махом стало постоянным. И сам Совнарком перестал быть “пятым кабинетом” Временного правительства.
Съезд избрал и новый состав ВЦИК. Теперь не по раздельности, он рабочего и от крестьянского, теперь избирали от общей массы делегатов двух съездов. Что сказалось и на составе ВЦИК. Он остался многопартийным, но большевики уже смогли обеспечить себе “парламентское большинство. Из 306 членов — 160. Председателем ВЦИК был опять избран Свердлов, секретарем — Аванесов.
Глава 19
МИР
Жизненное правило говорит — долги надо платить. А Германия, конечно, не за красивые глазки и не из симпатий к Ленину финансировала большевиков. Ей позарез требовался сепаратный мир на Востоке. Потому что положение немцев и их союзников было критическим. Не было сырья. Начинался голод. По тотальным мобилизациям призывали уже 17-летних и 55-летних. А в 1917 г. в войну вступили США. Пока что они воевали чисто номинально, только еще создавали, обучали и перевозили через океан свою армию. По расчетам, они могли изготовить ее только к концу лета — началу осени 1918 г. Поэтому последней ставкой немцев было замириться с Россией, получить от нее продовольствие и сырьевые ресурсы, вернуть 2 млн пленных, находящихся в русских лагерях, сосредоточить все силы на Западе и разгромить Францию до развертывания американцев.
Но и расходиться с Россией “при своих интересах” Германия не намеревалась. Зря что ли воевали? Как уже отмечалось, немцы желали ослабить нашу страну на будущее, расчленив ее. Поэтому двурушничали, поддерживая не только большевиков, а и сепаратистов. А начальник штаба Восточного фронта генерал Хоффман придумал удобную “двуединую” формулу: поддержать лозунг “мира без аннексий и контрибуций”, но обязательно вместе с “правом наций на самоопределение”. И “самоопределившиеся” национальные окраины неизбежно попадут под влияние Германии, станут ее марионеточными придатками.
Переговоры в Бресте начались еще в декабре. Большевики готовились к ним торжественно, помпезно, в эйфории от только что одержанных успехов. Делегацию возглавили Иоффе и Каменев, в ее состав вошли Карахан, Сокольников, Мстиславский, эсерка-террористка Биценко. А перед самым выездом из Петрограда кому-то пришло в голову, что раз власть народная, то в делегацию обязательно надо включить представителей “революционного народа”. И прихватили первых попавшихся солдата, матроса, рабочего и крестьянина. Причем, подходящего крестьянина отловили уже на улице, по дороге на вокзал и соблазнили ехать большими командировочными. Конечно, на заседаниях эти фигуры не играли никакой роли, помалкивая в тряпочку. Но тем не менее, их педантично сажали “выше” приехавших с большевиками генералов и офицеров Генштаба. “Представители народа” числились “полномочными делегатами”, а офицеры — всего лишь “консультантами”.
В Бресте советских делегатов ждал очень неприятный сюрприз. Они-то рассчитывали, что Германия и ее союзники с радостью ухватятся за возможность сепаратного мира, подмахнут договор, и все. Не тут- то было. Выяснилось, что уходить с оккупированных территорий немцы и австрийцы не собираются, и в результате “права наций на самоопределение” Россия потеряет Польшу, Литву, Латвию и, с большой вероятностью, Закавказье. Долго бодались из-за этого права. Большевики утверждали, что волеизъявление народов в условиях оккупации будет недемократичным, а немцы возражали, что в условиях большевистского террора оно будет еще менее демократичным. Впрочем, делегаты подобрались такие, что особо не впечатлялись. И переговоры напоминали дешевый фарс.
Секретарь делегации Л.М. Карахан с ходу занялся бурной коммерцией. Он срочно затребовал из Петрограда царских денег и принялся обменивать их на немецкие: в Питере 1 марка котировалась в 8 рублей, а в Бресте деньги шли по довоенному курсу, 1 рубль — 2 марки. А местные крестьяне, с которыми связался “красный дипломат”, давали и того больше — 3,5 марки за “николаевский” рубль. На эти средства Карахан принялся скупать в немецких военных магазинах все, что под руку подвернется: часы, обувь, мануфактуру, косметику, вино. В результате, вынужден был вмешаться даже генерал Хоффман, которому германский “военторг” направил жалобу, что уже не в состоянии обеспечивать товарами собственных офицеров.