Оккупация
Шрифт:
— Я опасалась, что ты можешь оказаться… несмелым. А страх легче всего победить другим страхом. Видишь вон тот дом? — указала она пальцем в окно и победно улыбнулась. — Там в одной из квартир сидит мой помощник с мощной камерой и делает снимки…
— С твоим стриптизом? Так они тебя скомпрометируют, а не меня.
Темноухая зараза улыбнулась еще шире.
— Женщины людей — самые ревнивые, между прочим… А женщины моего народа — самые целеустремленные…
— … И беспринципные.
— Ага, есть такое, — согласилась она. —
Я картинно вздохнул, скопировав этот жест у нее.
— Да уж, ты основательно подготовилась… Ладно, куда деваться-то. Выпьем, что ли, на брудершафт… Знаешь, как это делается?
— М-м-м… Нет, — ответила она, беря в руку чашку с напитком. — А как?
— Вот так. Рука за руку и опрокидываем синхронным движением… Стой, что это? Это твоя охрана бузит?
— Где? — удивилась Тантиэль. — Я сюда без охраны пришла, не считая человека с камерой…
— Но на улице точно что-то орали на твоем языке человечьими голосами…
— Сейчас посмотрю…
— Только китель надень, еще не хватало, чтобы у моего дома видели полуголых альвок!!
За те тридцать секунд, пока Тантиэль отсутствовала, я достал из кармана кусочек сахара, положил в ее чашку и размешал ложкой, которую тоже держал в кармане.
— Тебе послышалось, — сказала, входя, Тантиэль, — ты не мог услышать ничего такого, чего не слышала я, мой слух потоньше будет.
— Возможно, так и есть, — согласился я и поднял чашку.
Мы сцепились руками, Тантиэль успела стрельнуть в меня глазами с короткой дистанции — и мы опрокинули чашки с душистым напитком.
Она повела плечами, сбрасывая китель и рубашку, но внезапно замерла, ее глаза округлились, и я услышал мощное урчание начавшейся в ее желудке химической реакции.
— Уборная по коридору и направо, — спокойно сказал я.
Если бы взглядом можно было убить — пришел бы мне конец в тот же миг. Но Тантиэль испепеляла меня взглядом только секунду, а затем вихрем метнулась в указанном направлении.
Надеюсь, успеет добежать…
Я пошел на кухню готовить ужин для Горди, но вскоре этот мирный творческий процесс был грубо нарушен воплями, доносившимися из уборной. Правда, докричаться до меня сквозь три стены, даже фанерные, и веселое шипение масла на сковороде было не так-то просто. Но чуть позже разъяренные вопли сменились жалобным хныканьем, так что я всерьез забеспокоился за свою гостью.
— Ты там как, в порядке? — поинтересовался я, стоя в коридоре.
— В порядке? В порядке?!! Ты меня отравил!!
— О чем ты говоришь? — удивился я.
— Ты подсыпал мне в чашку сахар!!!
— Сахар — не яд. Хотя в чем-то ты права, его называют «белой смертью», поскольку чрезмерное
— Ты знал, знал!!! — завопила Тантиэль. — Не вешай мне макароны на уши, на столе не было сахара, но он оказался в моей чашке, я вполне могу сложить дважды два!!!
Я тяжело вздохнул.
— Ладно. Я знал. Что дальше?!
— Ты просто мерзавец и подлец!
— Со свартальвами жить — по-свартальвовски выть. Боюсь, ты не оставила мне выбора.
— Какой же ты…какой же ты вредный.
— Только что был мерзавцем и подлецом, а затем внезапно стал просто вредным? Дай угадаю, тебе от меня что-то нужно?
— Ох-х… Спирт и активированный уголь, чтобы справиться с отравлением.
— Отравление сахаром и вашим чаем ликвидируется углем и спиртом?
— Ага…
— Ясно. Буду знать. Принесу чуть позже, а пока посиди там.
Тантиэль снова сменила пластинку с гневной на хныкающую.
— Что значит «посиди»?!! Мне худо!
— Искренне сожалею. Устраивайся там поудобнее и наберись терпения. Это очень важное качество на пути пустой руки, между прочим.
— Да ты издеваешься?! И сколько мне ждать, пока ты соизволишь принести мне лекарства?!!
— Пока Гордана не приедет.
— Чего-о-о-о?!! Это шутка?!!
Я вздохнул.
— Увы, не шутка. Ты поставила меня перед необходимостью доказывать, что между нами ничего не было, помимо чаепития, и я решил доказать это, предъявив тебя жене в таком состоянии, которое исключает любые «помимо».
Пару секунд царило гробовое молчание, пока узница уборной осмысливала свои перспективы, а затем просто взвыла.
— Да ты вообще соображаешь, что творишь?! Ты… ты за это ответишь, ты хоть знаешь, что тебе за это!.. — и тут ее речь прервалась очень громким звуком, характерным именно для уборной и совершенно несовместимым с приятным аппетитом.
— Ты продолжай свою мысль, продолжай. Мне очень интересно, что же мне за это будет.
Тантиэль гневно сопела, то ли живот особенно сильно прихватило, то ли от стыда и досады.
— Ладно, ладно! — сказала она. — Твоя взяла! Твоей жене совсем ни к чему знать, что я сюда приходила, ладно?
— Это ты сейчас так говоришь, пока сидишь на ватерклозете. А потом захочешь отомстить. Увы, но эту историю со снимками ты начала сама, посеяла ветер — пожни бурю.
— Да нет никаких снимков! Я блефовала!
— И я должен поверить тебе на слово?
Тут она решила поменять подход, и ее тон зазвучал заискивающе.
— Да я же не желала тебе никаких проблем, удастся — хорошо, а не удастся блеф так не удастся, думала я, мне же совершенно ни к чему ссориться со своим учителем!
— Тот, кто вначале говорит одно, а потом противоположное — лгун по определению. А лгунам верить нельзя. Так что увы, придется тебе немножко потерпеть.
— Немножко?! Мне худо, совсем худо! И стульчак неудобный!