Оккупация
Шрифт:
Из зала как раз выходило подразделение «камзолов», тренировавшееся там до нас, мы пропустили их, зашли сами, и когда рядом не осталось «чужих», внезапно заговорила Тантиэль.
— Вейлинд начистил рожу одному куску урода! — буквально пропела она, прямо сияя от искренней радости.
Я приподнял бровь, а все остальные уставились на Тантиэль.
— Что такое? — сделала та большие глаза.
— С чего ты взяла? — подозрительно спросил Альтинг.
— Пф-ф-ф! У Вейлинда ожоги, проклятый ублюдок в медпункте с гипсом и швами после падения с лестницы — я, между
— Так он и правда с лестницы упал… — вяло попытался отвертеться Вейлинд.
— Ха! Это как надо упасть с лестницы, чтобы получить два перелома и кучу швов на харю?! Вейлинд, ты мой герой!
Тут мне стало совсем уже любопытно.
— Так кто с лестницы-то упал?
— Сволочуга одна записная, — злорадно ухмыльнулась Тантиэль, — офицер-тройка… Штабная табуретка, чтоб ему, кусок никчемного говна, зато самомнения на пятерку и в придачу просто конченый уродец. Он просто в принципе не мог пройти мимо кого-то из нас, чтобы не пробурчать что-то вроде «и на кой ляд этих недоделков вообще в армию берут»…
— Так он и тебя… доставал? — уточнил Рунтинг.
— А ты как думал? Я что, чем-то лучше вас в его глазах? Я, правда, так и не узнала, Вейлинд, за что ты его?..
— Угадай с трех раз, — буркнул Вейлинд, — или у кого-то из нас есть и другие причины его ненавидеть? Давно мечтал… правда, не каблуком в харю, а танком переехать… Но за невозможностью танком — ботинками тоже приятно было по нему пройтись…
— Занятно… — прокомментировал я, — Вейлинд, ты что, побил вышестоящего офицера?
— Он с лестницы упал, — ухмыльнулся Вейлинд, — ну как упал… вначале нечаянно ударился рожей о мой кулак, затем затылком о стену, потом пытался сломать мои каблуки головой и ребрами… ну а потом упал по ступенькам с разбегу.
— Забавные у вас понятия о субординации и дисциплине, — заметил я, — если можно за здорово живешь отмудохать вышестоящего.
— А почему нет? Он ведь не сможет никому рассказать, что огреб от меня. Точнее, медикам и так ясно, что он огреб, только ж паскуда не признается, что его единичка отделала. Его презрение к единичкам известно всем, получить от единички — это ж он посмешищем станет.
— Так а чего ты обгоревший-то такой?
— Да это ерундовые ожоги. Паскуда успел второй раз «огненный буран» применить, а мой пустотный щит во второй раз получился так себе, — вздохнул Вейлинд и добавил: — но все-таки он у меня получился, иначе я бы сейчас лежал в ожоговом отделении. Честно говоря, это я первый раз в жизни сумел повторно щит сотворить… благодаря вам, видимо.
Я снова приподнял бровь, и повыше, чем в первый раз.
— То есть, ты полез на мага, даже не имея гарантий, что у тебя вообще удастся второй щит? Рисковый же ты парень, однако.
— Я не рисковый, — признался Вейлинд, — я сильно просчитался. Знал, что он третий уровень без какого-либо мастерства и просто не предполагал, что он успеет два заклинания сотворить. И когда сумел пустотный щит повторно наложить — сам удивился.
— Ну вот вам и первые дивиденды «пути пустой руки», — подытожил я.
На
Жаль только, что это их последняя тренировка.
8
К утру второго дня все уже было готово, но я решил дожидаться вечера. Днем помог Гордане собрать все минимально необходимое и тайком от нее написал прощальное письмо. После обеда мы вышли по отдельности из дома и добрались в отправную точку — овощной магазин. Именно здесь начинался маршрут, ведущий за пределы зоны оккупации.
Схема была проста: грузовик-рефрижератор с двойной передней стенкой кузова. Машина регулярно приезжала из фермерского хозяйства, привозя то да се, а затем порожняком возвращалась обратно в деревню. Черные камзолы регулярно ее досматривали, но никто так и не обнаружил, что внутренняя длина кузова на семьдесят сантиметров меньше внешней. А там, в этих семидесяти сантиметрах, располагалось место для двух нелегальных пассажиров. В этот раз, правда, второго нет, везут только Гордану.
Мы с ней простились, стоя во дворе магазина.
— Ну почему ты не поедешь со мной? — Горди сдерживала слезы с видимым трудом, задавая этот вопрос десятый раз.
Я принялся загибать пальцы:
— Ученики — раз, я не могу вот так взять и оставить их без тренировок. Два — свартальвы сами себя не выгонят, а сопротивлению нужны глаза и уши на вражеской базе. Я туда вхож, и не использовать эту возможность было бы преступлением. И наконец — я должен сейчас вернуться домой, на случай, если за домом наблюдают. Если пропаду — они поймут, что мы сбежали, и начнут шерстить весь мой круг общения — то есть, и Петера, и его знакомых. А ведь еще и план-перехват могут задействовать… Все будет хорошо, солнышко, главное — береги нашего малыша, а уж я-то о себе позабочусь тем более.
Когда Гордана оказалась в потайном отсеке, я достал из кармана письмо и отдал водителю:
— Передай это тому, кто придет встречать Гордану. А он пусть отдаст ей в том случае, если я погибну.
— Понял, — кивнул тот.
Машина заурчала двигателем и выкатилась на улицу, а я смотрел вслед, пока она не исчезла за поворотом.
Боги этого мира, если вы есть, пожалуйста, храните Гордану вдвойне, за нее и вместо меня.
А я за себя уж как-нибудь своими силами.
Если получится.
Вернувшись домой, я сел за столик так, чтобы через открытую дверь видеть свой пруд и две сливы за ним. Не умэ, конечно, но все равно красиво цветут весной…
Налил себе на донышко стакана рисовой водки, залпом выпил. Не сакэ, даже ни на грамм, между рисовой водкой и сакэ общего — только рис как исходный продукт. Гайдзины, конечно, полагают, что сакэ — это и есть японская рисовая водка… гайдзины такие гайдзины, что с них взять?
Закрыл глаза, чуть посидел, затем пододвинул к себе лист бумаги и карандаш. Рука Реджинальда просто и естественно вывела иероглифы, словно в тысячный раз, а не в первый.