Окна из будущего
Шрифт:
ЧЛЕН-КОРРЕСПОНДЕНТ РАН Б.Е. ЧЕРТОК: "В 15 часов 30 минут Титов сообщил: "Невесомость переношу отлично". Он храбрился. Позднее он призналс я, что его слегка подташнивало и мутило. Особенно неприятные ощущения возникали при резких движениях головой. Он старался медленно поворачивать голову или укладывать ее неподвижно. Но задания по киносъемке и наблюдению Земли через иллюминаторы требовали дв ижений. Титов учился спокойной собранной позой снимать головокружения. Подробно о всех своих действиях и самочувствии он рассказал, отчитываясь перед Госкомиссией на Земле. А пока мы только гадали и спорили…
Вместе с Воскресенским мы вернулись на КП в 2 часа утра уже 7 августа. Здесь начиналась легкая паника. Титов не отвечал на запросы "Зари-1"… Выяснилось, что в космосе можно не только спать, но и "проспать"! Тут же
— Я не хочу останавливаться на том, что широко известно и о чем можно прочитать в книгах о первых космонавтах. Но у меня такое ощущение, что Герман Титов прожил несколько жизней и потому я попробую узнать о тех, которые неизвестны широкой публике…
— Любопытно. И какие же это "жизни"?
— Первая — летчик. То, что было до полета…
— Я всегда говорю, что у меня два дня рождения. Первый -11 сентября 1935 года, когда мама, папа и все близкие узнали, что я появился на свет. И второй — 6 августа 1961 года, когда весь мир узнал, что есть такой космонавт Титов.
— Вторая — космонавт. А третья — это летчик-испытатель… То есть известный всему миру человек вдруг "исчезает", и я с удивлением узнаю, что вдруг Герман Титов решил испытывать новые машины. Неужели космос разочаровал?
— Нет, не "вдруг" это случилось! Летчиком-испытателем мечтает стать каждый молодой пилот, но в данном случае в основе лежала идея о необычном самолете. О ней я впервые услышал на лекциях профессора Космодемьянского в Академии Жуковского. Эти лекции были "со звездочкой" — как он нам объяснил, о них он спрашивать на экзаменах не будет. Это был специальный курс об орбитальных самолетах, ракетопланах, И он говорил тогда, что если у кого-то из конструкторов родится идея использовать для возвращения на Землю атмосферы, осуществлять спуск на крыльях, а не на парашюте, то он будет счастлив… Эти слова профессора запали в душу, зародили определенный интерес у меня, а потому, конечно же, мое внимание сразу же привлек проект "Спираль", который зарождался в КБ Артема Ивановича Микояна. Я прекрасно понимал, что будут всевозможные испытания, как это бывает всегда при создании новой техники. И эти испытания пройдут на всех диапазонах скоростей от космических до посадочных, и это уже забота летчиков-испытателей. Мне хотелось попасть в эту группу и работать на всех этапах — от проекта до полета. Конечно, я понимал, что в таком случае у меня будет преимущество перед летчиками-испытателями на право первого полета в космос на таком самолете: ведь я уже побывал на орбите. Поэтому и меня и родилось серьезное желание принять участие в проекте "Спираль". И для этого надо было стать летчиком-испытателем…
— Насколько я знаю, эта идея была поддержана?
— В Звездном городке появилась группа из трех человек: я, Анатолий Филипченко и Анатолий Куклин. В Липецке мы прошли теоретическую подготовку, а в 67-м году поехали во Владимирову, где начали потихоньку осваивать испытательскую работу, в частности, запуск и остановку двигателя в полете, заход и посадку "без двигателя", полеты на "динамический потолок" и, наконец, полеты по автоматическим системам навигации и захода на посадку.
— Такое впечатление, будто вы испытывали будущий "Буран"!
— Все эти идеи потом были реализованы в "Буране", но об этом проекте тогда и речи еще не могло идти. Последняя моя командировка была на завод, где делали ТУ-95. Это был носитель для "Спирали". Орбитальный самолет подвешивался под "брюхо" носителя и тот его поднимал в воздух, "Спираль" сбрасывалась и шла отработка посадки. Надо было точно знать поведение самолета на посадочных скоростях.
— На испытательном полигоне ' Владимировка" была очень длинная посадочная полоса, чуть ли не двадцать километров?
— Там и проводились испытания. Модель орбитального самолета отцеплялась от носителя, и она без двигателя шла на посадку… И до гибели Юрия Гагарина проект "Спираль" шел очень хорошо. В Звездном городке был создан четвертый отдел, куда я набрал молодых летчиков: Кизим, Романенко, Джанибеков, Малышев и другие.
— Их представлять не надо: классные космонавты!
— Все слетали, стали Героями. Вот только у Толи Куклина не получилось — здоровье подвело… Но после гибели
— Но почему отдел закрыли?
— Во-первых, это была экспериментальная работа КБ Микояна, и во-вторых, произошло столкновение интересов людей, связанных с авиацией и космонавтикой.
— Но ведь Артем Иванович Микоян был очень авторитетным человеком, с его мнением считались!
— Это, безусловно, верно, но он считался авиационным конструктором, не космическим…
— А ваше впечатление о нем?
— Не мне оценивать Генерального конструктора, имя которого известно во всем мире!.. Но личные отношения у нас были очень теплые, хотя "дистанция" между нами была огромная. А вот с летчиками, особенно с Мосоловым и Федотовым, были отношения дружеские, товарищеские. Ну а Артем Иванович относился по-отечески. И это проявилось, когда произошла трагедия с Юрой.
— Как именно это почувствовалось?
— Официально мне летать никто не запрещал, но палки в колеса ставили, и уже трудно стало добираться до кабины пилота. Я приехал к Артему Ивановичу наниматься на работу. Мы сидели в кабинете, пили чай и я ему все рассказал. Он мне в ответ, мол, у меня в КБ неинтересно, всего один самолет, а лучше пойти в Летно-испытательный институт, где широкая палитра работы, и она очень интересна. И тут же предложил позвонить начальнику ЛИИ Уткину. Взял трубку, поговорил с Уткиным, тот говорит, что пусть Титов приезжает… Я тут же сажусь в машину и еду в Жуковский. Захожу в кабинет, думаю, ну сейчас меня в распростертыми объятиями примут — ведь сам Микоян просил об этом. Виктор Васильевич выслушал мою пламенную речь и тут же говорит: "А зачем ты мне нужен! Зачем мне лишняя головная боль! У меня аварий и катастроф хватает и без тебя…" Артем Иванович, конечно, молодец: он не стал мне отказывать напрямую, хотел как-то смягчить удар.
— Да и работа была опасная!
— Конечно. Многие ребята и в ЛИИ, и в КБ Микояна погибли во время испытаний, по пальцам можно пересчитать тех, кто живет сегодня… А после гибели Юрия Гагарина меня просто-напросто начали беречь, и отодвинули от полетов. Их позиция была понятна, но мне-то что делать!
— Вернемся к "Спирали". Это была попытка соединить авиацию и ракеты?
— В определенной степени. "Семерка" должна была выводить "Спираль" в космос. Ракетоплан — это был одноместный аппарат — выполнял там разведывательные функции, а затем возвращался на Землю. Дыхание "звездных войн" уже ощущалось в то время, а потому наши конструкторы думали о будущих космических истребителях… А потом волею судьбы я вернулся к "Спирали" через много лет. Я служил в Военно-космических силах после окончания Академии Генштаба. Когда возникла идея создания "Бурана", то потребовался опыт работы по "Спирали". Была создана модель "один к трем", и начались испытания. Ее запускали на ракете по одновитковой схеме. Я был назначен руководителем государственной комиссии по испытаниям. Это была очень интересная работа.
— Помню, американцы долгое время недоумевали, чем это занимаются русские!
— Мы провели серию испытаний. Получили очень много интересных данных о полете в атмосфере, и это помогло разрабатывать теплозащиту и аэродинамику "Бурана". Было проведено четыре пуска. Три из них были удачные, а четвертый аварийный: забыли к аппарату прикрепить парашют! Вот и такое бывало у нас… Первый раз нам удалось скрыть от американцев, что именно мы испытываем, но при втором пуске американцы зафиксировали все — как аппарат плавал, как его поднимали на борт корабля, как проводились операции по сливу остатков компонентов топлива. По фотографиям они сделали макет и испытали его в своих лабораториях. Полученные аэродинамические характеристики были значительно лучшие, чем у "Шаттла". Когда создавался "Буран", то было поставлено главное условие для разработчиков: система посадки должна быть автоматической. Таким образом, то, что мы когда-то делали для проекта "Спираль", ложилось в основу системы автоматической навигации захода на посадку орбитального корабля "Буран". Эта посадка стала без преувеличения самым выдающимся достижением всей программы. После более чем трехчасового полета в космосе и атмосфере в момент остановки на полосе отклонение корабля от заданной программы составило одну секунду, а отклонение от оси полосы — всего три метра. Честно говоря, когда это произошло, я не сдержал слез.