Окно Иуды

Карр Джон Диксон

— Да, милорд, у нас имеются доказательства.

— Тогда продолжайте, но помните, что подозрения обвиняемого доказательствами не являются.

Хотя генеральный прокурор сел, не продолжив атаку, было очевидно, что он объявил войну. Г. М. снова повернулся к Ансуэллу:

— Ваш кузен прибыл в Лондон вечером, накануне вашего приезда, не так ли?

— Да. Он гостил в том же доме, что и я.

— А будучи в Лондоне, он всегда останавливался в вашей квартире? Кажется, об этом упоминалось в зале суда?

— Да.

— Значит, если покойный хотел связаться

с ним, то его звонок в вашу квартиру в девять утра был вполне естественным?

— Да.

— Когда вы прибыли на Гроувнор-стрит в субботу вечером, там упоминалась только ваша фамилия или же и ваше имя?

— Нет. Я сказал дворецкому: «Моя фамилия Ансуэлл», а он, докладывая обо мне, объявил: «Джентльмен пришел повидать вас, сэр».

— Следовательно, когда покойный сказал: «Мой дорогой Ансуэлл, я заставлю вас замолчать, черт бы вас побрал», то, по-вашему, он имел в виду не вас?

— Я в этом уверен.

Г. М. пошуршал бумагами, позволяя присутствующим осознать это. Затем он перешел к показаниям обвиняемого, начав с виски. Мы знали, что эта часть его истории правдива, но тем не менее был ли он виновен? Ансуэлл выглядел не лучшим в мире свидетелем, но казался абсолютно уверенным в своих словах. Допрос был долгим, и Ансуэлл произвел бы хорошее впечатление, если бы вчера вечером не заявил о своей вине со скамьи подсудимых. Воспоминание об этом факте, хотя никто о нем не говорил, заставляло сомневаться в каждом его слове. Еще бы — ведь он сам признался в убийстве! Как будто два человека сливались в одного, словно фигуры на дважды экспонированной фотопластинке.

— Когда вы впервые заподозрили, что произошла ошибка, и что покойный весь вечер принимал вас за вашего кузена? — спросил Г. М.

— Не знаю. — Пауза. — Я подумал об этом тем же вечером, но не мог этому поверить.

— Была какая-то причина, по которой вы даже потом никому не хотели об этом говорить?

— Я…

Снова пауза.

— Просто скажите, была у вас причина или нет.

— Вы слышали вопрос, — вмешался судья. — Отвечайте на него.

— Полагаю, что да, милорд.

Судья Рэнкин нахмурился:

— Так была причина или нет?

— Была, милорд.

Вероятно, Г. М. начал потеть.

— Тогда скажите вот что. Вы знаете, почему покойный имел желание назначить встречу вашему кузену, а не вам?

Между защитником и обвиняемым, казалось, стояли весы, и сейчас одна из чаш резко опустилась. Молодой упрямец расправил плечи, положил руки на перила и обвел взглядом зал.

— Нет, не знаю, — четко ответил он.

Молчание.

— Не знаете? Но ведь должна была существовать какая-то причина для подобной ошибки?

Молчание.

— Была причина, не так ли, по которой покойный мог не любить капитана Ансуэлла и желать «заставить его замолчать»?

Снова молчание.

— Не потому ли, что…

— Нет, сэр Генри, — прервал судья. — Мы не можем позволить вам продолжать задавать свидетелю наводящие вопросы.

Г. М. поклонился и оперся на руки. Он понимал, что настаивать бесполезно. Должно быть, окружающие

нас бесстрастные лица скрывали всевозможные мысли и предположения. Первое, что пришло мне в голову, — что это наверняка как-то связано с Мэри Хьюм. Допустим, у нее был роман с безденежным капитаном Ансуэллом, и практичный Эйвори Хьюм намеревался пресечь его на корню, покуда он не помешал выгодному браку? Это соответствовало всем обстоятельствам, но стал бы обвиняемый охотнее совать голову в петлю, чем признавать это? Такое рыцарство в наши дни казалось невероятным. Очевидно, существовала другая причина, касающаяся Мэри Хьюм, о которой, по-видимому, не догадывался никто из нас.

Вскоре Г. М. закончил допрашивать своего свидетеля, и внушительный сэр Уолтер Сторм поднялся для перекрестного допроса.

— Вы уже пришли к выводу, виновны вы или нет? — осведомился он тоном спокойного презрения.

Таким тоном было рискованно говорить даже с беспомощным человеком. Ансуэлл вскинул голову и посмотрел генеральному прокурору в глаза:

— Это все равно что спрашивать, прекратил ли я плутовать, играя в покер.

— Вопросы о ваших привычках во время игры в карты не относились бы к делу, мистер Ансуэлл. Будьте любезны отвечать на мои вопросы. Виновны вы или нет?

— Невиновен.

— Очень хорошо. Насколько я понимаю, у вас достаточно острый слух?

— Да.

— Если я обращусь к вам «Кэплон Ансуэлл», а потом «капитан Ансуэлл», то, даже несмотря на неподобающий шум в зале, вы сможете услышать разницу?

На губах сидящего за солиситорским столом Реджиналда Ансуэлла мелькнула улыбка. Какое все это производило на него впечатление, было невозможно определить.

— Пожалуйста, говорите. У вас ведь не бывает периодических приступов глухоты?

— Нет. Но тогда я не обращал на это особого внимания. Я читал газету, когда снял трубку, и особо не прислушивался, пока не услышал имя мистера Хьюма.

— Но его имя вы слышали достаточно хорошо?

— Да.

— Передо мной ваши показания полиции. Вы упоминали, что покойный мог сказать «капитан Ансуэлл», а не «Кэплон Ансуэлл»?

— Нет.

— Хотя заявили нам, что это приходило вам в голову даже в вечер убийства?

— Тогда я не думал об этом всерьез.

— Что заставило вас подумать об этом всерьез позже?

— Ну, я пораскинул мозгами…

— Вы упомянули об этом магистратам?

— Нет.

— Так когда же эта идея откристаллизовалась у вас в уме?

— Не помню.

— А вы помните, что помогло ей откристаллизоваться? Тоже нет? Короче говоря, можете вы назвать хотя бы одну вескую причину для столь необычайной идеи?

— Да, могу! — крикнул обвиняемый, выведенный из ступора. Его лицо покраснело — он впервые проявлял естественные человеческие эмоции.

— Отлично. Назовите ее.

— Я знал, что Мэри была очень дружна с Реджем до нашего знакомства — именно он представил меня ей у Стоунменов…

— Вот как? — вежливо осведомился сэр Уолтер. — Вы имеете в виду, что в их отношениях было нечто неподобающее?