Около музыки
Шрифт:
А сейчас… сейчас маленькие домики, с маленькими садиками. Такое игрушечное всё. И какой-то проход…. Пролаз. Сетка-рабица. Надо же, как у нас на даче.
Аркашка продрался через дыру в заборе и увидел море. Вдруг.
Оно было очень далеко, но уже ничего не мешало смотреть. Вот и переход, светофор; он перебежал дорогу на жёлтый и увидел мокрый песок, много, много песка, маленькие лужицы, в них ракушки и камешки. А вода была далеко. Надо же, какой сильный отлив.
По песку бегали дети, и весёлый темнокожий парень с собакой. Он бросал ей палку, и собака носилась
Море. Оно приходит — когда? Ночью? Прямо вот сюда, где сейчас Аркашкины ноги?!
И вот эти лужицы, они — что? Да?…тоже… Море?
Аркашка шёл, шёл вперёд, к воде. Шёл по открывшемуся дну. Там, впереди, стояли на рейде огромные суда. Вот интересно, как это? Стоять на рейде. Жить в море.
К чёрту бы скрипку эту. Сбежать в Нахимовское. Просто сбежать. Ведь сейчас — сбежал же. Это не страшно, хотя и уже понятно, что он не успеет. Обратно — не успеет, засекут. Будут орать, да. Ну и что. Как-то стало всё равно. Наверное, и в Нахимовское будет не страшно. Сбежать, и всё. И руки будут совсем другие. Мозоли на ладонях, а не на подушечках пальцев, как сейчас. Аркашка начал чувствовать такую силу в руках, в плечах, именно в этом году. Не для скрипки сила, для другого. Он смог бы это — толстые канаты, и ветер сбивает с ног, и брезентом по лицу. Устоял бы.
Кроссовки, полные воды. Дальше идти трудно, хлюпает под ногами песок. Но никак не поймёшь — море это, или ещё нет. Аркашке казалось — должны быть волны, полоса прибоя, он никак не думал, что это будет так — непонятно, где начинается море. Какое-то болото водорослей…
Он остановился. Все, дальше нет смысла, да и не нужно. Вот оно, твоё море, Аркашка. Вот зачем ты сбежал из отеля, наврал Оле-Оле, и ещё неизвестно, что тебе за это будет. Может, вообще больше никогда не возьмут на гастроли. А то и вовсе выгонят из оркестра к чёрту. Ну и что?… Ты доволен, балда, ты этого хотел!?
… Да, этого. Чтобы так сильно пахло водорослями. Чтобы мокрые ноги. Чтобы невозможно текло из носа, и ветер постоянно срывал капюшон. Чтобы маяк, и чтобы чайки.
Руки так замёрзли, что пальцы не разгибались. Чёрт, а ведь играть ещё сегодня, ещё играть. Аркашка посмотрел на часы — да. Как бы там ни было, а на концерт опоздать нельзя. Аркашка слишком взрослый, чтобы забыть про концерт. Занимался как псих, и его выбрали солистом для этой поездки. Но он с самого начала думал, что им покажут море, а никто даже не заикнулся об этом! А ведь Аркашка ещё дома смотрел на карту, и видел — Дублин находится на берегу. На море.
Он ведь не думал сбегать. Он вообще очень переживал о концерте, как пройдёт. И вообще, как тут всё. За границей, первый раз! Всё интересно же. И парень, который их встречал в гостинице, такой длинноволосый, с хвостом. У него на бейджике как раз было написано — Стюарт. С ним очень много говорил Ким, он
Ну, что это такое — на автобусе. Уже понятно, что не успеют, что этого не будет. А ведь нельзя так. Невозможно. Невозможно! Быть рядом с морем и не увидеть.
Он опустил руку в лужицу. И так заледеневшие пальцы совсем свело. Загрёб камешки, ракушки вместе с песком, засыпал в карман. Как же холодно, вот же чёрт, холодно как.
Надо идти назад. Он успеет. Главное — не заблудиться. Хорошо, что есть телефон — его хватятся и сразу позвонят. И придётся что-то врать. Или не врать. Главное, успокоить, что с ним всё в порядке, и на концерт он успеет, не подведёт.
Что бы такое придумать, что бы придумать… Всё равно будут орать, но не убьют же…
Аркашка вытащил ноги, кроссовки уже затянуло в мокрый песок. Всё-таки зачерпнул воды.
Чёрт, вообще не чувствуются пальцы. Он сунул мокрую руку на шею, за воротник. Ким так научил его греть руки перед концертом. Пальцы оходят потихоньку, возвращается чувствительность; правда, шее жуть как холодно. Да, устроит он им сегодня концерт Мендельсона. Точно выгонят.
Аркашка оглянулся последний раз. Вдохнул и закрыл глаза.
«Я бы хотел остаться здесь жить. Просто ходить сюда, к этому морю. И всё.»
…Стюарт быстро шёл по дороге, натянув капюшон. Хорошо, что дождь. Это лучше. Чего вот ему было здесь нужно, чего он не видел на этом море, каждый день ходит сюда, как псих. Ведь знал, что не успеет, но всё равно понесло на этот странный берег. Вечером они идут с классом на какой-то концерт, приехали ребята из далёкой страны, России. Какие-то музыканты. А вообще, наверное, это интересно — оркестр; ездят по разным городам… Играют чего-то там. Совсем другая жизнь. В программке написано: солист — Аркадий Калина.
«Если бы я жил в этой далёкой северной стране, я бы тоже играл на скрипке. И меня звали бы так странно, Аркадий Калина. Играл бы сегодня концерт Мендельсона, с оркестром…»
— Ми-соль-соль-соль, фа-ми-си! — «Весна» Вивальди, это телефон так звонит, Оле-Оле.
Ответить или нет? Вот Стюарту ни за что бы не позвонила какая-то Оле-Оле.
Ты настоящий шизофреник, Аркашка. Она волнуется, она же хорошая, вообще. Она не виновата, что ты вдруг превратился в какого-то Стюарта.
Нет, не буду отвечать. Лучше просто смс.
«не волнуйтесь скоро приду всё ок»
И не читать, что напишут в ответ.
… Опять Стюарт. Он знает здесь каждый камень, каждый дом. Вот здесь на кирпиче нацарапано что-то по-китайски. Сколько лет он хочет выяснить, что это за иероглиф, и каждый раз забывает. И каждую лужу он знает. Их тут полно, луж. И он знает, по какой стороне улицы лучше идти.
И корабли. Стюарт выучил их, узнаёт по голосу, по гудку.