Окончательная реальность
Шрифт:
Майкл Фрейн
Лондон. На второй день после покушения
Майкл написал грифелем на доске несколько имен.
«Ну, что же, Майкла Фрейна можно стереть, – размышлял Фрейн. – Если бы предателем был я сам, то, наверное, знал бы об этом. Резонно. – Он стер с доски собственное имя. – Далее комбинаторы из нумерологии. Они, конечно, в курсе деталей. Еще бы! Ребята долгие годы рассчитывали точку бифуркации. Но, во-первых, им можно доверять как себе, а во-вторых, комбинаторы живут в подземном бункере, под охраной автоматчиков, на полном обеспечении и без связи с внешним миром. Исключается, – думал Фрейн, – утечка оттуда просто исключается. –
Майкл написал еще несколько фамилий: «Агент 2-й степени Макс, агенты 3-й степени Боббер и Умберто. Никакой не агент, но вечно крутящийся где-то рядом Лучников, экстрасенс Фадеев и, наконец, сам… – Фрейн одернул себя. – Этого не может быть! Напрасно даже написал его фамилию на доске, надо стереть, немедленно! – Он быстро поелозил губкой по доске. – Итак, осталось семеро. Пойдем снизу. Лучников, долгие годы связан с Боббером; познакомил Вильгельма с графиней. Ну и что? Что может знать этот удачливый журналист, светский лев и прощелыга? Да ничего! Если подозревать таких, как он, надо вновь открывать концлагеря. Любой мог что-то слышать или просто чувствовать. К тому же у него нет мотива… только деньги. Нет, ерунда, выбрось это из головы. – Фрейн стер Лучникова с доски. – Экстрасенс Фадеев. Его бы хорошо вынести за скобки. Конечно, он все знает, но „предательство“ – понятие, не применимое к такому человеку! Если Фадеев что-то делает, значит, так и нужно! Не будем анализировать его поступки. – Фрейн стер и Фадеева. – Агенты 3-й степени Боббер и Умберто. С какой стати он должен подозревать их? Да, конечно, за прошедшие годы им многое стало известно, но мотива-то нет. Обоим подготовлено теплое местечко в „окончательной реальности“… – Фрейн вытер вспотевший лоб. – Почему он оттягивает неизбежное, почему не хочет думать о человеке, у которого есть и мотив, и возможность. Макс! Он был их верным помощником долгие годы, но каким страшным, опасным врагом он стал бы, если бы узнал, где расположена точка бифуркации. Да, они предали его, но что же делать, если так надо для спасения человечества. Где он мог раздобыть информацию? – Фрейн взглянул на доску, алые круги поплыли перед глазами. – Боже мой! Зоя! Не уследил!!!»
Батуми. За 6 недель до покушения
Макс любил Батуми. Княжество Аджария драгоценнейшим алмазом сияло на и без того не бедном Черноморском побережье Кавказа. Монарший род Абашидзе все послевоенные годы мудро вел свою вотчину к сегодняшней славе и процветанию. Макс часто бывал здесь – в основном на громких открытиях новых казино, в некоторых из них он имел неплохую долю.
Игорная столица мира – город Батуми – пестрел праздничными транспарантами. Проехать было сложно, некоторые трассы перекрыты в рамках подготовки к очередному этапу Формулы-1. Макс поглядывал в окошко лимузина и вспоминал 70-е. Тогда он любил подвигать фишечку, крутануть рулетку или посчитать картишки за столом Блэк Джека. Может, и сейчас не грех?..
Лимузин остановился у красивого особняка. Хруст гравия под колесами оторвал Макса от приятных мыслей.
«Ну что же, – подумал он, – к сожалению, не все в жизни одинаково приятно».
Зоя приняла смерть достойно. После того как она под воздействием «сыворотки правды» рассказала Максу детали предстоящей операции, ей самой не хотелось жить. Единственное, о чем она просила, чтобы все выглядело пристойно. Макс выполнил просьбу – укол, в сущности, совершенно безболезненный.
Весна 1941 года. Югославия. Все эти Цветковичи, Симовичи, Гавриловичи. Он-то думал, что работает на Советский Союз, пытаясь предотвратить оккупацию Югославии, а вышло, оказывается, наоборот. Если бы Гитлер попер на Белград, то атаковать Россию смог бы только в середине июня, всего-то полтора месяца, а какая альтернатива, – Макс взглянул на темную поверхность воды. – Все-таки в Югославии море совсем другого цвета: синее-синее, и красивые крепости на скалах…» Когда-то он мечтал писать там пейзажи.
Макс выкинул бычок прямо в сад. Подзывая помощника, постучал костылями по деревянному настилу веранды.
– Дай-ка мне, дружище, телефон. Хочу заказ сделать. Помощник, сменивший ради конспирации черный костюм на рубашку поло и светлые брюки, понятливо кивнул, но все же слегка щелкнул каблуками. Макс взял в руки мобильный аппарат – да, цивилизация не стоит на месте. Нащелкал на подсвеченной клавиатуре номер одной из стран Бенилюкса. Несколько гудков. На другом конце провода ответили по-французски.
– Бюро заказов?
– К вашим услугам.
– Это Макс, думаю, мой номер определился.
– Так точно, группенфюрер.
– Хочу сделать заказ. Да, более-менее срочно. Диктую по буквам: А Д А М З О Н, художник. Именно. И специалиста найдите получше. Спасибо. Всего доброго.
Берлин. Через неделю после покушения
Гастингс вышел на улицу, щурясь на высокое полуденное солнце. У ворот тюрьмы ждал знакомый лакированный «Бьюик». Пуаро в машине не было. Вышколенный водитель с почтением открыл заднюю дверь.
– Где мои вещи, Бруно?
– В багажнике, сэр.
Гастингс попросил открыть. Нагнувшись, вытащил запечатанный прозрачный целлофановый пакет. Всё на месте: пояс крокодиловой кожи, шнурки от штиблет, любимый бордовый бумажник с деньгами, золотой «Роллекс» классического дизайна, револьвер… Гастингс взял пакет, захлопнул багажник и уселся в прохладный уютный салон. Машина тронулась, мягко набирая скорость.
Гастингс разорвал плотный целлофан. Всю неделю в тюрьме его беспокоила одна мысль. Она свербила целыми днями. Так бывает, когда ты ушел на прогулку и не можешь вспомнить, запер ли квартиру на ключ. Гастингс вынул из пакета револьвер и откинул барабан.
Пуаро чуть не задремал в уютном кресле. Сегодня он встал рано и, уже имея на руках постановление об освобождении Гастингса, к восьми утра поехал в тюрьму.
– Хотелось бы получить вещи мистера Гастингса, его выпускают сегодня после полудня.
– Вещи? А вы кто будете?
– Взгляните, любезнейший, там, в разрешении, все написано. Седоусый тюремщик, кряхтя, повертел документ, поставил штампик и, ворча, отправился внутрь хранилища. Вернулся вскоре с целлофановым пакетом.
– Распишитесь.
– Пожалуйста.
Получив вещи, Пуаро отправился домой. Аккуратно вскрыл пакет и достал револьвер. Шестизарядная «Барракуда». Он отогнул барабан – пять целых патронов 0,357 MAGNUM и одна гильза. Все точно: шесть минус один равняется пяти. Но лень – главный враг серых клеточек мозга Шварцвальда. Всего-то нужно было вытряхнуть патроны на стол. Пуаро так и сделал. Он отлично знал, что увидит. Один из пяти оставшихся зарядов был холостым. «Ошибочка вышла», – промяукал бельгиец. Затем проворно заменил холостой на боевой, сложил вещи в новый, заранее подготовленный пакет, запечатал его и отправил шофера встречать Гастингса.