Октавия
Шрифт:
– Хочешь заняться делом, вместо того, чтобы забивать себе голову дурацкими романами? Вот, полистай биографии: может, найдешь что-нибудь, что сгодится в сценарий.
Гэрриет вытерла руки о Тритонову шерсть и взяла книги.
– Попробую, вдруг что получится, - сказала она.
Кори допил свое вино.
– Принести еще бутылку?
– спросила Гэрриет.
– Нет уж.
– Он усмехнулся.
– Сегодняшнего утра мне надолго хватило. И вообще, я начинаю новую жизнь. Верховая прогулка перед завтраком, ни капли спиртного до семи вечера и к полуночи
– Утром я приготовлю тебе калорийный завтрак, - пообещала Гэрриет.
– Пожалуй, это будет уже слишком, - буркнул Кори.
– Как вы сегодня пообщались с Самми?
Гэрриет засмеялась.
– Ничего, но она мне столько успела наговорить про свою хозяйку!..
– Надеюсь, ты не наговорила ей в ответ столько же про меня?
– Я сказала… - Она запнулась и, чтобы побороть смущение, затараторила дальше на одном дыхании:
– Сказала, что ты просто великолепен, а потом ты устроил скандал из-за этого телефонного звонка и все испортил, а еще на той неделе Самми ведет меня в какой-то бар, называется “Свободный вечер”, там полно богатых финнов.
– Не думаю, что это очень удачная затея. Насколько я слышал, свободу в этом заведении понимают несколько однобоко.
Он дотянулся до столика и взял листок с эмблемой приготовительной школы, лежавший под толстыми биографиями.
– Что это?
– Послание от родительского комитета, - сказала Гэрриет.
– Они собирают деньги на новое здание и решили теперь устраивать вечера для родителей. Всего за три пятьдесят танцы, ужин и бокал вина. По-моему, ты должен сходить: вдруг тебя там ждет счастливая встреча?
– Спасибо, я уже дал зарок не пить и теперь не могу отступаться от своего слова.
Глава 14
Слово Кори сдержал. Он стал пить и курить гораздо меньше, и хотя в его комнате иногда допоздна звучала музыка, к полуночи он почти всегда укладывался в постель.
По вечерам, когда Гэрриет кормила перед сном Уильяма, Кори обычно спускался вниз. Вообще они теперь проводили много времени вместе - разговаривали, читали, слушали пластинки, обсуждали наброски к новому сценарию. Гэрриет нравилась работа, которую Кори ей поручил: кажется, впервые после Оксфорда ей пришлось работать головой, а не только руками. Она стала больше следить за собой: ей надоело откладывать каждый заработанный фунт на черный день, хотелось купить себе что-то новое сегодня.
Народу в “Доме на отшибе” прибавилось. Во-первых, из Ирландии прибыла наконец вороная кобыла по кличке Пифия - Кори пришел от нее в восторг и тут же начал готовить к скачкам; во-вторых, появился малыш Смолыш - ягненок с темно-коричневой, почти черной мордочкой. Его мать сгинула где-то на выпасе, и теперь Гэрриет вскармливала Смолыша из соски.
– Будто близнецы в доме, - заметил Кори, наблюдая, как Гэрриет разливает молоко в две бутылки - одну для Уильяма, другую для ягненка.
Однажды в понедельник, в конце марта, когда она готовила детям
– Я знаю, по-твоему, я худоват, но ты не находишь, что это уже слишком?
– Он бросил на стол выстиранные трусы.
– Это Джона, а не мои.
Гэрриет залилась краской.
– Извини, я нечаянно перепутала. Я собираюсь кормить детей. Хочешь тоже яйцо?
Кори брезгливо поморщился.
– Съешь, это полезно для здоровья, - сказала она.
– Ладно, уговорила.
Он сел и раскрыл газету. В кухню влетел взъерошенный Джон.
– Я не успел доделать задание по общей эрудиции, - размахивая тетрадкой, буркнул он. Один носок у него был натянут, другой болтался вокруг щиколотки.
– Кто такая была Флоренс Найтингейл?
– Лесбиянка, - сказал Кори, не поднимая головы.
– Как пишется?
– спросил Джон.
– Нет-нет, этого нельзя писать, - вмешалась Гэрриет.
– Напиши, что это была знаменитая сестра милосердия, которая ухаживала за ранеными солдатами во время Крымской войны.
– Все равно лесбиянка, - сказал Кори.
– Сделай мне бутерброды, - сказала Шатти.
– Каждый понедельник эта противная лапша с фаршем.
– Будешь есть, что дадут, - сказал Кори.
– Угадай: что такое, у чего попа всегда наверху?
– спросила Шатти.
– Честное слово, не знаю, - сказала Гэрриет.
– Ноги!
– Задрав подол, Шатти продемонстрировала свои красные трусики и залилась довольным смехом.
– Да не мешай ты!
– крикнул Джон.
– Я и так не могу сосредоточиться. Почему тюремный автомобиль называется “Черная Мария”?
– В честь одной негритянки, - сказал Кори.
– Она жила в Бостоне, была толстая-претолстая и помогала полицейским арестовывать пьяных солдат. Она держала публичный дом.
– Что такое публичный дом?
– спросил Джон.
– Напиши лучше: дом с дурной славой, - сказала Гэрриет.
– О Господи, хлеб уже пережарился! Она выхватила из духовки кусок жареного хлеба.
Разрезала его на три полоски и, сняв верхушки, раздала по одному яйцу Кори, Шатти и Джону.
– Стоят, как три солдата, - сказал Кори.
– Три стража здоровья. А верхушку с яйца мне уже сто лет никто не снимал.
– Привычка, - вспыхнув, пробормотала Гэрриет.
– Что значит “дом с дурной славой”?
– спросила Шатти.
***
Гэрриет отвезла в школу Джона, потом Шатти.
– Не забудь покормить Смолыша!
– крикнула Шатти и потерялась в шумной толпе подружек.
Возвращаясь от детской площадки к машине, Гэрриет обратила внимание на расстроенную чем-то женщину, которая тащила за собой троих неряшливо одетых ребятишек, а ее, на веревке вместо поводка, тащил большой лохматый пес. Гэрриет в умилении пощелкала языком, и пес вместе с хозяйкой рванулся к ней.
– Славная, славная псинка, - разулыбалась Гэрриет, когда черный в серых пятнах пес оперся лапами ей на плечи и начал лизать лицо.