Октавия
Шрифт:
Как-то в начале марта Кори сидел на кухне и, рассеянно таская изюмины из пакета, листал книжку Джона с комиксами. Была середина дня. Уильям, обложенный подушками и подушечками, важно восседал на красном коврике посреди пола. Блаженно гукая, он колотил деревянной ложкой по какой-то посудине и таращил глаза на сверкающие медные кастрюли, развешанные по стене. Гэрриет, только сегодня утром прочитавшая в журнале статью о том, как опасно держать детей на одних консервах, без особого энтузиазма протирала сквозь сито вареную капусту с морковкой, когда зазвонил телефон. Радуясь возможности ненадолго оторваться от нудного занятия, Гэрриет
Вздохнув, Гэрриет отложила сито.
– Не подходи, - резко сказал Кори, почему-то очень бледный.
– Это кто-то просто развлекается.
Телефон умолк, потом выдал в той же последовательности три звонка - молчание, три звонка - молчание, потом опять звонил не умолкая три минуты.
Кори вцепился в книжку с комиксами так, что у него побелели пальцы.
– Я ухожу, - сказал он наконец.
– Не снимай трубку.
Телефон звонил и звонил. Вероятно, чей-то тайный код, думала Гэрриет, а Кори не хочет говорить с этим человеком. Трезвон наконец начал действовать ей на нервы. В доме вышел весь хлеб, и она решила взять коляску и прогуляться с Уильямом до деревни. Ей нравилось бывать в деревенских магазинах: при виде Уильяма почти все продавцы и покупатели начинали сюсюкать и улыбаться, так что Гэрриет со многими уже успела перезнакомиться.
День был холодный и бесцветный. Унылое однообразие нарушали лишь красно-бурые листья папоротников, тянувшихся по обе стороны от дороги, да и те были наполовину завалены снегом. Деревенская улица была почти безлюдна, лишь изредка дорогу перебегали закутанные в шарфы женщины с красными от мороза лицами. Грея руки о горячий французский батон, Гэрриет вышла из булочной и направилась в супермаркет напротив. Здесь ее внимание сразу же привлекла незнакомая покупательница - девушка в изумрудно-зеленом пальто с манжетами и воротником из искусственного меха и в зеленых сапогах на шпильке. У девушки были пламенно-рыжие кудри и огромные темные очки. Она брала с полок банки и пакеты и, не сходя с места, пыталась забросить их в проволочную корзину, установленную посреди прохода.
– Любит, - пробормотала она, когда банка с лимонной начинкой для пирога благополучно опустилась в корзину.
– Не любит, - когда пакет с чечевицей шлепнулся мимо.
– А, черт! Опять не любит.
– И банка собачьих консервов покатилась по полу.
Рядом голубоглазый мальчик, стриженный под горшок, воровато озираясь, горстями рассовывал жвачку по карманам синей курточки. Хозяин магазина, искавший в этот момент порошок для посудомоечной машины, поглядывал на обоих крайне неодобрительно.
Неожиданно девушка в темных очках заметила Гэрриет.
– Привет, - сказала она.
– Ты, наверное, новая няня Кори Эрскина? А я Самми Сатклифф. Я работаю у Элизабет Пембертон - это тут же, в долине, неподалеку. Тоже смотрю за детьми. Кстати, они примерно того же возраста, что Шатти и Джон, надо будет как-нибудь свести их вместе.
– Это было бы здорово, - оживилась Гэрриет. В конце концов, она и сама уже целую вечность не общалась с ровесниками.
– Знаешь, почему мы с тобой до сих пор не сталкивались?
– спросила девушка.
– Мы уезжали кататься на лыжах.
– Поэтому ты такая загорелая, - сказала Гэрриет.
–
– Только по шейку. Раздетая я сейчас на спичку похожа.
Сняв очки, она предъявила Гэрриет большие зеленые глаза с покрасневшими веками и черной бахромой густо накрашенных ресниц.
– Очки - это не от солнца, а от похмелья, - пояснила она.
– Чтобы не видно было мешков под глазами. А солнца в этой дыре вообще не бывает.
Заменив лопнувший пакет чечевицы на новый, она двинулась к кассе.
– А ты, мелкий изверг, вытаскивай все из карманов и клади на место!
– прикрикнула она на мальчугана, который теперь переключился на трубочки цветного шоколадного горошка “Смартиз”.
– Хуже бродячего кота, ей-Богу! Джорджи у нас не упустит, если что где плохо лежит, - добавила она, оборачиваясь к Гэрриет.
– Копия папаша, только тот все больше ударяет по части юбок, а этот пока по конфеткам.
На улице она немного посюсюкала с Уильямом.
– У, какой карапуз, - сказала она.
– Но все равно, смотреть за всеми тремя - это, наверное, убийство. Слушай, бери завтра Шатти, Уильяма - и приходите ко мне пить чай, а? Я выложу тебе все местные сплетни.
– Правда? Спасибо, приду обязательно, - просияла Гэрриет.
– Наш дом на Скиптон-роуд, сразу же за деревней, - сказала Самми.
– Немного не доходя до реки. Там не заблудишься: как услышишь, где сыплются осколки, сворачивай и иди прямо на звук. Не волнуйся, это просто моя хозяйка швыряет фарфоровые тарелки в своего муженька. Кстати, твой Кори, кажется, сегодня у нас ужинает. Хозяйка от него без ума. Впрочем, я ее понимаю, он и правда шикарный мужик. Как взглянет, прямо мороз по коже. Точно.
***
Кори вернулся около восьми часов, в совершенно жутком виде. Просидел весь день в баре, вздохнула Гэрриет и начала отчитываться по списку телефонных звонков.
– Звонила миссис Кент-Райт. Спрашивала, не можете ли вы поучаствовать в открытии их майского фестиваля или, в крайнем случае, попросить кого-нибудь из знакомых, кто работает в кино.
– Нет, - сказал Кори.
– Не могу.
– “Ежемесячник для женщин” хочет подъехать в семь часов в следующую среду и взять у вас интервью.
– Нет, - сказал Кори.
– Перезвони им и скажи, что мне некогда.
– И еще звонила Элизабет Пембертон: сказала, что сегодня они в вечерних туалетах.
– А, черт!
– Он вскочил и стремительно направился к лестнице.
– Совсем вылетело из головы. Пожалуйста, принеси мне наверх чего-нибудь выпить, ладно?
Через двадцать минут он ушел, предварительно окатив водой ванную комнату со всеми пятью полотенцами и оставив в раковине следы своего обеда.
Сквозь туман, навеянный двумя таблетками могадона, Гэрриет мерещились какие-то нескончаемые звонки. Это тайный код, говорила она себе, не снимай трубку. Она натянула одеяло на голову, но звонки не прекращались. Звонили, оказывается, в дверь. Кто бы это в такой час? У Кори наверняка есть ключ. Грабители, с замиранием сердца подумала она, но тут же поняла, что грабители вряд ли станут поднимать такой шум. Тогда кто же? Какой-нибудь маньяк-насильник? Включая по дороге свет, Гэрриет, в одной куцей красной ночнушке, сбежала вниз и на цыпочках подкралась к двери. Из кухни явился заспанный, с выпученными глазами, Тритон и, усевшись перед дверью, стал колотить хвостом по полу.