Октавия
Шрифт:
– Очень славно, малышка, - сказал он, обходя ее кругом.
– Ты больше не похожа на судью Джеффриса, перебравшего портвейна.
Но выражение его глаз вовсе не соответствовало иронической интонации его голоса.
– Пойдем чего-нибудь перекусим, - сказал он, беря ее под руку.
Он провел ее через лабиринт переулков, пахнувших чесноком и изобиловавших кошками и сохнущим бельем, к небольшому и угрюмому на вид ресторану, заполненному рыбаками. Еда была великолепна.
Имоджин смотрела, как Матт неторопливо обдирает листья
– Что значит ?beaucoup d’allure??
– спросила она.
Матт поднял глаза.
– ?Очень сексуальная внешность?. Откуда это?
Имоджин залилась румянцем.
– Просто я слышала, как кто-то про кого-то так сказал.
Как всегда, он вытягивал у нее признания, подобно тому, как солнце притягивает к себе цветы. Под его необыкновенно дружелюбным взглядом она уже вскоре рассказывала ему про дом викария, о своих братьях и сестрах, про то, как скверно чувствуешь себя в школе, когда ты толстая, и как трудно поладить с отцом. Он журналист, все время говорила она себе, он умеет задавать вопросы и слушать. У него есть подход к кому угодно. Но вдруг она заметила, что глаза у него скорее темно-зеленые, чем черные, а над правой бровью - небольшой шрам.
– Ты совсем не ешь, - сказал он, взяв одну из ее лангуст, окунув в майонез и засунув ей в рот.
– Я задумалась, чем они теперь там занимаются, - солгала она.
– Полагаю, на что-нибудь жалуются. Сегодня утром Ивонн поведала мне, что ?люди встречаются всякие?. Кому-нибудь следовало бы записать все ее высказывания и издать книгой, чтобы они не пропали для потомства.
Он заказан еще одну бутылку вина. Теперь на Имоджин пристально смотрели два рыбака. Она подумала, не попала ли у нее губная помада на зубы, и украдкой достала зеркальце.
– Они на тебя смотрят, - сказал Матт, усмехнувшись, - потому, что ты красива.
Мускусное тепло вина предательски пробиралось в ее тело. Она начинала испытывать блаженное состояние. Матт попросил счет. Имоджин достала кошелек.
– Пожалуйста, позволь мне заплатить.
– Это за мной, - сказал он, покачав головой.
Когда они вышли под палящее солнце, ее слегка закачало, и Матт взял ее под руку.
– Пошли, малышка, у нас еще есть дела.
Имоджин то и дело бросала взгляд на свое гладкое отражение в стеклах витрин. Богачи на своих яхтах и в своих шелках от Гуччи уже не вызывали в ней никакого страха. Она просто прогуливалась.
– Кажется, я немного навеселе, - призналась она.
– Хорошо, - сказал Матт и круто повернул к ближайшему магазину.
Она с изумлением смотрела, как он перебирает на прилавке бикини.
– Если это для Кейбл, - заметила она, - то вон то красное будет смотреться отлично.
– Не для Кейбл.
– сказал он, препровождая ее в одну из примерочных, - а для тебя.
– Ой, мне не подойдет! Я слишком толстая.
– Мне лучше знать, - заявил Матт, вручив ей бледно-голубое бикини и задернув за ней занавеску.
?О,
– подумала про себя Имоджин, слегка икнув.
Надев бикини и посмотрев в зеркало, она раскрыла от удивления рот. Если не считать груди, которая так и осталась белой, то перед ней стояла, улыбаясь, одна из тех красивых блондинок с развитыми формами, что прохаживались по пляжу в Пор-ле-Пене. Да она ли это? Имоджин взвизгнула от удовольствия.
Матт отодвинул занавеску и присвистнул.
– Для начала недурно.
– Но я из него практически вываливаюсь.
– Здесь некрасиво, - заметил он и неспешно провел рукой по ее груди, - сюда придется что-нибудь добавить. Примерь вот это.
Все, что он ей предложил - платья, брюки, рубашки, пляжные сарафаны - было светло-зеленых, голубых и розовых тонов и рассчитано на то, чтобы устранить последние признаки красноты ее загара.
Динамики разносили по залу старые популярные мелодии. ?Ты слишком хороша, чтобы поверить, что это не сон. Я не могу оторвать от тебя глаз…?
– пел Энди Уильямс.
– Слушайся каждого моего слова, - сказал ей Матт все тем же чуть насмешливым тоном. И снова она прочла в его взгляде одобрение и что-то еще, от чего сердце забилось чаще.
– Matthieu, mon vieux!
– Antoine, mon brave!
– послышался поток французских восклицаний.
Имоджин отвела в сторону занавеску и увидела Матта, взахлеб болтающего с самым противным на вид французом, какого ей доводилось видеть. На нем был безупречно сшитый костюм из блестящей желтой ткани в елочку, серая рубашка и продетая в петлицу зеленая гвоздика. На пальцах сверкали кольца, в ушах - золотые серьги. Он источал запах духов, курил большую сигару, и хотя у него было молодое и смуглое, как у цыгана, лицо, волосы были почти совсем седые.
Его черные глаза вдруг загорелись при взгляде на Имоджин.
– Она с тобой, Матье? Какая красивая девушка!
– Ее зовут Имоджин, - сказал Матт.
– Красиво, - пробормотал Антуан, указывая пальцем на зеленое платье Имоджин.
– Вы, мадемуазель, похожи на лужайку. Вы мне позволите когда-нибудь на вас поваляться?
– Имоджин, малышка, - вздохнул Матт.
– Боюсь, что должен представить тебе Антуана Делатура, плейбоя всего западного мира. В промежутках между загулами он снимает фильмы.
– Мы с ним старые друзья, вместе были в Оксфорде, - сообщил Антуан. Он бегло говорил по-английски с сильным йоркширским акцентом.
– Моя нянька была из Йоркшира, - объяснил он Имоджин.
– Она научила меня английскому и много чему еще. После нее я питаю ten-dresse к йоркширским девушкам.
– Держи от нее руки подальше, - предупредил его Матт.
– Я тебе ее одолжить не могу. Мне самому дали ее только на день. Скажи, ты знаешь что-нибудь про Браганци?
– Видел его как-то раз в Марселе, - сказал Антуан.
– И герцогиню. Какая красивая женщина!