Октябрь, который ноябрь
Шрифт:
– Увлекается. Впрочем, событие уникальное, можно понять. Сейчас выступать будет. Слушать пойдешь?
– Надо. Какой никакой, а друг. Как не поддержать, - без восторга молвил Укс.
Слышать от вечно мрачного легковесного мужика, конченного эстета-социопата, слово "друг" было удивительно. Не замечалось в лексиконе бывшего дарка этого слова и вот, пожалуйста. Истинно исторические дни.
– Наверное, в зал мне уже не протолкаться, - призналась Катрин.
– Ногу окончательно отдавят.
– Вы, леди, из орготодела
– Гм, тупею. Негативное воздействие гонок за броне-драндулетами.
– Откровенно говоря, я бы к подобному механизму вообще не рискнул приближаться. На редкость неэстетичные устройства, Логос тому свидетель. Весьма запомнилось, как вы его прямолинейно атаковали, - сделал еще один редчайший комплимент Укс.
В зал зашли с другой стороны, здесь тоже было тесновато, в основном толпились балтийцы, но место представителям Общего орготдела нашлось. Укса моряки, кстати, знали.
– Сейчас Дан и Каменев[48] опять по ведению, а потом ваша об общей ситуации, - разъяснил текущий регламент рябой кондуктор.
– Слышь, товарищ Укс, а что верно говорят, что Людмила с десяти лет на шаланде в море ходила, сети ставила?
– Не знаю уж с десяти или нет, мы тогда еще были незнакомы. Но гребец она прирожденный, сети и переметы ставит, дай боги каждому, да и острогой бить весьма привычна. Рука крепкая, того не отнять, - веско подтвердил Укс.
Кондуктор обернулся к своим:
– Так-то вот! А то бубните: "из интеллигенции, из интеллигенции".
– Она и из интеллигенции тоже, - уточнила Катрин.
– Баркас судьбы нашей товарища Островитянской взял курс на самообразование, грести там пришлось неустанно, но упорства Людмиле было с колыбели не занимать. До университета догребла. Вы, товарищи, имейте это ввиду, поскольку новая жизнь требует новых знаний. Одними наганами мы с вами явно не управимся.
– Очень верно, - согласился кондуктор.
– А вот если взять вас, товарищ Катерина...
Катрин не очень любила, когда ее брали (пусть и фигурально выражаясь) малознакомые любопытствующие граждане, поскольку врать умела так себе, а прямолинейно "посылать" братву вроде бы не за что. Общий орготдел - он на виду, организация публичная, товарищи вполне законно интересуются...
К счастью, Дан, наконец, закончил зачитывать список избранного президиума.
– Слово предоставляется независимому депутату от профсоюзов, заведующей Общим орготделом, товарищу Островитянской!
– неожиданно четко сообщили динамики.
Зал ответил одобрительным ропотом - сдержанным, но дружным.
Идя к трибуне, завотделом задержалась, здороваясь с кем-то за столом президиума. В демократичном, но хорошо сидящем жакете, в красной косынке, товарищ Островитянская выглядела утомленной, но уверенной в себе. Милая женщина лет под сорок, хорошо известная
На кафедру-трибуну, унаследованную от здешних институтских лекций, но уже порядком обшарпанную в своем новом и бурном революционном бытие, завотделом заходить не стала. Оперлась об угол кафедры и глянула в зал.
Зал, белостенный, увешанный сияющими, морально устаревшими, но прекрасными "бальными" люстрами, умолк.
Этот зал, набитый вооруженными и невооруженными людьми, утопающий в табачном удушье, пахнущий казармой, близкой войной и цветами - кроме обильных красных гвоздик, развешанных по стенам, на столе президиума красовались астры и букетище-сноп внезапных огромных ромашек - весь этот зал, не столь уж большой, но и отнюдь не маленький, выглядел плацдармом неопределенного, но однозначно бурного будущего.
В будущее и смотрела женщина у трибуны.
Товарищ Островитянская, даже не пытаясь потянуть к себе микрофон, обыденно сказала:
– Ну, главную новость все уже знают? Социалистическая революция, о необходимости которой говорили мы все, свершилась!
Зал взорвался аплодисментами. Новость, уже не бывшая новостью, но объявленная именно в такой свойской, удачной и лаконичной форме, заставила всех поверить в главное - да, свершилось!
Катрин осознала, что и сама аплодирует. Вот черт его знает, почему. Просто сказано было хорошо. Без перебора пафоса. Конечно, формулировка слегка заимствованная, но раз она здесь не прозвучала, не грех и воспроизвести крылатые слова. Упрекать урожденного оборотня в нарушениях буквы копирайта немного странно.
Товарищ Островитянская повела рукой, прося тишины, и продолжила:
– Народ сказал - Вся власть Советам! И сделал! Без выстрелов, без штыковых, без ненужной и претящей нам крови обманутых солдат, казаков и офицеров. Мешали нам? Мешали! Но с нервами - с нашими, проверенными, стальными, легированными, пролетарскими нервами-тросами - никому не дано совладать! Огромное спасибо Красной гвардии, всем революционным солдатам, матросам и бронеходчикам, всем поддержавшим нас партиям и дружественным фракциям, за проявленную железную выдержку и хладнокровие! Так держать, товарищи! Мы свое гнули и будем гнуть! Да здравствует власть Советов!
Аплодисменты, переходящие в овацию и порчу паркета. Катрин малость оглохла: орали, рукоплескали, бухали о пол прикладами все без исключения. Коллеги из эсеров и меньшевиков, представители всяческих наблюдающих октябристов, кадетов и думцев, даже журналисты, не имеющие ни малейшего отношения к Красной гвардии и к дерзкому ВРК, тоже аплодировали, пусть и не так бешено. Всем хотелось надеяться, что у пролетариата и руководителей ВРК, у большевиков, нервы действительно стальные, что погромов, пулеметной пальбы, арестов и казней не случится, и вообще все как-то само рассосется.