Октябрь, который ноябрь

Валин Юрий Павлович

Старец узнал голос - Пуришкевич! Точно, он, гнида думская. Глубокий заговор измыслили! И на кого руку поднял, рыло бородатое?!

– Вот и спасайте Россию, - разрешила баба.
– А Распутин мне нужен. Для опытов. У меня крысы кончились. Так что мы его забираем. Безвозвратно, то есть навсегда.

– В каком смысле?
– не скрыл удивления змей-Пуришкевич.

– В любом, - исчерпывающе пояснила спасительница.
– Больше не увидите вашего драгоценного старца. Эй, полковник!

– Я, ваше сиятельство!

В полной готовности!
– молодцевато гаркнул разом оживший засугробный жандарм.

– Уводите задержанного. Аккуратно, вдоль забора. А то у господина Пуришкевича возникнут всякие искушения, у него пистолет еще не разряженный, - пояснила звонкоголосая бабенка.

– Пополз на коленках и поживее!
– жандарм без всякого почтения дернул умирающего старца за шаровары, одновременно пнув сапогом по ногам.

– Не могу. Обессилил, - прохрипел Распутин, действительно, как-то враз утерявший остатки сил.

– Не, ну, не шмондюк ли?!
– возмутился жандарм.
– Спасаем непойми кого, будто приличных кандидатур нет. Ползи, бабский целитель!

Старец ответил умирающим стоном.

Жандарм выругался - почему-то иноязычно - ухватил раненого за ноги и поволок вдоль забора.

– Вы что там за дискуссию устроили?
– сердито поинтересовалась дамочка.

– То ли симулирует, то ли помирает, - прокряхтел жандарм, буксируя спасаемого, он не забывал предусмотрительно пригибаться.
– И вообще чего-то он чересчур тяжелый.

Баба с пистолетами выругалась - правильно, вполне по-русски и сказала лежащим заговорщикам:

– Господа, если сегодняшнее увлекательное времяпровождение окажется напрасным и старец околеет, я очень расстроюсь. И у меня возникнет мысль вернуться и прострелить князю вторую ногу, а с вами, Митрофаныч, серьезно побеседовать. Есть у меня догадки, что Россия и без вашего черносотенного участия вполне спасется.

– Послушайте, а кто вы вообще такая?
– отозвался Пуришкевич.

– Мое имя слишком широко известно в узких кругах, дабы звучать в поганых сырых дворах. Давайте-ка, без имен и официоза. Лучше перетяните Феликсу ляжку, там кровопотеря гарантированно солидная. Шевелитесь, я стрелять не буду.

– Вы удивительно милосердны, - с иронией отозвался думец.

– Не держите зла, Владимир Митрофанович. У меня в планах стояла сугубо гуманитарная акция, могли бы вообще без пальбы обойтись. Но когда в меня стреляют, начинаю нервничать. Объясните князю на будущее. Да, и привет Ирине Александровне непременно передавайте.

– Мадемуазель, зачем вам этот отвратительный мужик? Вы на его фанатичных безмозглых поклонниц ничуть не похожи. Мы могли бы договориться...

– Вот и договаривались бы сразу, а не стреляли сходу...

Старец слушал перебранку, скользил вперед ногами и смотрел в снежное небо. Подол рубахи задрался, голая спина ехала по холоду. Полковник, с виду здоровенный, кровь с молоком,

оказался не таким уж могучим, - волок с трудом, явно злился и сопел. Григорий хотел ему сказать, чтобы сапоги не стягивал, но шевельнуть языком силов не имелось.

Участок по мостовой пересекли быстрее, но хребет словно по голым камням тарахтел. Жандарм заволок длинную ношу за угол и в сердцах поинтересовался:

– Слушай, Григорий, вот ты что жрешь? Окаменелость какая-то мамонтовская, а не постный праведник. У меня уж лапы отваливаются.

Рядок возникла баба с пистолетами:

– Откуда эта торжественность траурного шествия? Тебе повременно платят или что?

– Так тяжеленный! Свинцовые кости, не иначе. Да еще сапоги лакированные, скользкие.

– Хрен с ними, исчезаем. Мешочек с чудесами где?...

Старца мягко, но действенно двинули по голове мешочком с дробью и пытливый ум праведника временно угас.

Через две минуты, когда Пуришкевич и его сообщники, держа револьверы наготове, выглянули за угол, на мостовой оставались лишь припорошенные снегом следы. Ни дамы со скорострельными маузерами, ни жандарма, ни умирающего Распутина во дворе не было. Исчезли. О подробностях той ночи ни князь, ни бывший монархист и создатель "Союза Михаила Архангела", ни иные участники в своих дневниках и воспоминаниях не сообщали. Похвастать было нечем, да и вообще упоминать, что следы старца и его неизвестных спасителей, столь четко видимые на снегу, обрывались на полушаге, было как-то глупо - кто в такую чушь поверит?

На следующий день в газетах появилось описание таинственной и дерзкой попытки ограбления дворца Юсуповых. Обыватели полюбовались фотографией мужественного раненого князя - на мутном фото он выглядел еще бледнее и изысканнее, чем обычно. Событие было, несомненно, шумным и незаурядным, но особых слухов и толков вызвать не успело - через два дня в газетах появилась сенсационная весть: Григорий Распутин внезапно и загадочно исчез из столицы. Поговаривали, что старец оставил краткую трогательную записку, в коей намекал о своем желании совершить паломничество: кругосветное, пешее, по 37-й параллели. Царская семья не скрывала своего огорчения импульсивным уходом великого советчика и друга, но смирилась. Свят старец, куда чистая душа потянет, туда и побредет.

* * *

Очнулся старец от шума в ушах. В башке рокотало однообразно и занудно, не иначе разжижженная кровь в мозг долбила. Григорий, не открывая глаз, пощупал грудь - заныло и там. От шелковой рубахи уцелела половина, исподняя сорочка опять же зверски взрезана, зато под ней нащупался толстый слой ткани - бинты. То-то и пахнет так тошно: йодом, еще какой дрянью, сугубо лекарственной. Значит, больница.