Ола
Шрифт:
– А извольте, сеньор Кихада, в гости ко мне пожаловать! Очень интересно будет рассказы ваши послушать. И мне, и супруге моей…
Эге, сам герцог Медина де Сидония! Вот дела!
Хотел я к Дону Саладо поближе подобраться – отговорить чтобы. Ведь ясно, для чего приглашают. Небось свои шуты надоели, вот и решили нового найти – шута. Бросил я поводья конька рыцарского, вперед шагнул…
Вот тут меня и взяли – за локти, крепко так.
– Ну что, Начо Бланко, попался?
Куда уж тут деваться? Попался!…
Бывает иногда такое: все
…Не мне руки крутят, не у меня дагу из ножен выхватывают, не меня к чьим-то копытам конским кидают.
– Вот он, Гевара этот, сеньор коррехидор. Ишь, наглец, сюда прийти посмел!
Переступает конь с ноги на ногу. А на ногах, у копыт самых, вроде как бахрома из шерсти. И головы не поднять, не зажмуриться даже…
– Он это, сеньор коррехидор! Он и есть! Вот, девка его узнала!
…Опускаются копыта в пыль, стучат молоточками чужие слова – по ушам, по затылку. О ком это они? Ведь не обо мне же, не о Начо Бланко!
– Он это, как есть он, ваша милость! Он, Белый Начо. Это я его выдала, Костанса Валенсийка, мне награда полагается, ай, полагается! Пять эскудо, сеньор коррехидор, пять эскудо!
А я все на копыта конские смотрю. Не стоится гнедому на месте!…
– …морской разбойник, Ваше Высочество, давно ищем, давно плаха по нему плачет!…
– …пять эскудо! Я это, Костанса Валенсийка…
– …мой эскудеро, Ваше Высочество! И ручаюсь вам, что сей юноша благородный…
О ком это Дон Саладо королеву просит, за кого заступается? Не за меня же? Со мною ведь ничего не случилось, не могло случиться…
– Поднимите ему голову!
Чужие потные руки коснулись лица…Очнулся.
Очнулся, головой дернул, пальцы чьи-то стряхивая, вдохнул конский пот – горячий, терпкий.
– Ты ли Игнасио Гевара, прозываемый также Астурийцем?
Сеньор коррехидор брови нахмурил. Брови нахмурил, с седла свесился. И другие тут же – обступили, разглядывают.
…И Валенсийка рядом – за круп конский спряталась.
Вот и пришел час твой, пикаро! Танцевали под веревкой, станцуем в петельке.
Как и обещано было.
– Я и есть, ваша милость! Игнасио Гевара, стало быть…И смех – ее смех, чернокосой.
И она дождалась!
– Однако же, сеньоры, смею еще раз настоятельно заметить…
Даже усмехнулся я, рыцарем моим любуясь. Бедный Дон Саладо! Не пропасть бы ему без верного эскудеро!
– …Ручаюсь я за юношу этого, немало славных подвигов свершившего!…
Дернул сеньор коррехидор бровью, к старшему альгвазилу повернулся. А у меня только и мысли, что об идальго моем калечном. О нем – и о цыганке, Костансе проклятой. Вот ведь, пожалел дрянь эту, не полоснул дагой по горлу…
А коррехидор рот уже открывает – приказ отдать. То ли в Касу раба божьего (знакомое место!), то ли сразу – на помост.
Открылся рот – и закрылся тут же. Обернулся сеньор коррехидор…
Изабелла!
…Шепнула – то ли ему, коррехидору, то ли просто так, никому.
Отвернулась, на меня не взглянула.
– Гм-м…
Еще пуще его милость нахмурился, в сторонку поглядел – на сеньора Аугустино Перена, ассистента севильского.
И тот отвернулся.
– Значит, сеньор, вы – Игнасио Гевара, прозываемый также Астурийцем, эскудеро сеньора Алонсо Торибио-и-Ампуэро-и-Кихада?
Пожал я плечами – тоже мне вопрос! Пожал – да и понял: свободны руки.
– Так что прощения просим, сеньор Гевара. Обознались, за злодея приняли.
…Скользнула моя дага обратно в ножны. И снова – будто не со мною это. Да так оно и есть. Ведь не я спятил – они все свихнулись. Все разом! Улыбнулся я, дагу поправил:
– Да пустяки, ваша милость. Бывает!
– Он это, сеньоры, он! Не отпускайте, ай, не отпускайте…
Теперь уже Костанса к конским ногам бросилась. Шарахнулся гнедой, копытами в пыль ударил.
– Он это!
Отвернулся коррехидор, плечами пожал:
– Плетей! Чтоб не орала…
– Он это, Бланко! Он!…
Вот и альгвазилам работа нашлась! Схватили плясунью, лицом в пыль швырнули…
– За что? Ваша милость! Ваше Высочество! За что-о?!.
Я стоял, глазам не веря,Ничего не понимая.Или вправду все свихнулись,Или я от страха спятил?Не бывает даже в сказках,В песнях даже не бывает:Отпустили – извинились.Не иначе Дон СаладоЗаразил своей болячкойВсех, включая Изабеллу!Только слышу голос сзади,Тихий голос, еле слышный:«Королева тебя помнит,Но велит быть осторожней».Обернулся – никого!ХОРНАДА XXVII. О том, что довелось услышать в Триане о увидеть на мосту Тринадцати Лодок
– Поистине, я в некотором сомнении, Начо, – молвил Дон Саладо, бороду свою, мочалку, на палец накручивая. – Ибо не ведаю, как должно вести себя, особливо же – говорить в гостях у столь знатного вельможи.
– Правда ваша, рыцарь, – согласился я. – А может, ну его, герцога этого? Здесь посидите, винца выпьете?
Здесь – это на чердаке у все той же тетки Пипоты, где идальго мой квартировать решил. Я-то думал ему лучшую комнату снять (денег мне жалко, что ли?), так нет, уперся Дон Саладо. Негоже, мол, рыцарю странствующему в роскоши пребывать! Это у тетки Пипоты роскошь-то? Впрочем, и чердак неплох – светлый, просторный, окно в полстены как раз на площадь Ареналь выходит.