Олегархат районного масштаба
Шрифт:
— Успокойся, это я ее попросила так сделать. У людей вообще-то восприятие разных цветов сугубо индивидуальное… так вот, меня этот клетчатый фиолет до бешенства доводит! Я даже на половую тряпку останки твоей рубашки не отправлю, у меня от одного вида этой тряпки молоко пропадает!
— А сразу сказать не могла? Я бы ее давно и выкинул…
— Раскидался тут один… у нее только цвет был вырвиглазный, а покрой-то замечательный. И ты ее надевал потому что в ней удобно было — а теперь удобно будет сотням других мужчин в СССР, потому что я поручила такие же рубашки… только нормального цвета, конечно, на швейных фабриках в спецрайонах шить.
В спецрайонах и фабрики (конкретно швейные) были организованы именно что «специальные». То есть «распределенные»: на «головном
Сентябрь в Ряжском районе выдался довольно сухим, только уже в конце месяца прошел ливень, правда «почти тропический», за день дождя выпало почти двадцать семь миллиметров. Однако вспаханные после уборки поля всю эту водичку благополучно впитали, и на реках наводнений не случилось — а особенно не случилось наводнения на великой реке Хупте. Так что мощность Хуптинской ГЭС снизилась до примерно двухсот киловатт и местные «энергетики» решили провести профилактику на гидроагрегатах. Ну а раз решили, то и начали это делать — и радостный вопль гидроэнергетиков донесся аж до меня, мирно сидящей у себя дома и занимающейся «воспитанием подрастающего поколения».
Поколению вопль не очень понравился, и я послала разобраться с причинами его возникновения московского специалиста (причем специалиста именно по энергетике), а когда он вернулся, я с интересом выслушала его объяснения:
— Светлана Владимировна, я, конечно, не великий металлург, но даже мне понятно, что там эти гегемоны смогли натворить. То есть я их еще специально порасспрашивал… в общем, у них избытка металла не было, так что они для лопастей турбин собрали металл… в общем, собрали поломанные резцы-быстрорезы, в кузнице из них сковали заготовки, как-то обточили. Но быстрорез-то еще и быстроржавь, и у них в воде лопасти проржавели… я с чертежами сравнил, получается, что ржавчина за сезон там по паре миллиметров успела сожрать. Так что вариант тут один: нужно новые лопасти делать, а по-хорошему вообще всю турбину менять надо. И проблема в том, что турбина-то совершенно нестандартная, так что где ее делать, я не знаю.
— Мне кажется, что теперь тебе можно полгода в цирк не ходить, ты уже впрок насмеялся… однако есть мнение, что никто нам даже металл приличный для изготовления новых турбин не даст.
— Ну, это вопрос уж точно не ко мне.
— А вот я думаю иначе. Сталь-то быстроржавная сама по себе неплохая, прочная, а на такой электростанции нагрузки на лопасти вообще крошечные, она бы там лет сто без проблем отработала.
— Да она там уже на следующий год вообще от ржавчины развалится!
— Вывод: нужно сделать так, чтобы эта сталь в воде не ржавела.
— И как?
— Взмахнем волшебной палочкой, скажем волшебное заклинание «сталь, не смей тут больше ржаветь», и дело в шляпе. А чтобы эту шляпу нам ветром не сдуло… Ты же у нас вроде гидроагрегатами занимаешься?
— В том числе и ими, но тут…
— А тут у нас получилась прекрасная экспериментальная база. Пусть эти герои самодеятельного труда всю ржавчину отскоблят, шкуркой, например, и отправят турбину к тебе в лабораторию.
—
— А ты ее где-то на миллиметр еще сточишь, затем запихнешь каждую детальку по-отдельности в плазмотрон, покроешь слоем хромванадиевой стали до начального размера и уже полностью нержавеющую турбину отправишь им обратно. Затем проделаешь тот же трюк со второй, а потом и с третьей турбиной.
— И вы мне предлагаете столько корячиться ради мелкой колхозной ГЭС?
— Я тебе предлагаю покорячиться ради того, чтобы когда большие и важные дяди начали выдумывать новые турбины для новых ГЭС, ты бы вышел и сказал им: «вы все дураки и ничего не понимаете, турбину можно сделать впятеро дешевле и она прослужит при этом вдвое дольше, идемте, я вам на живом примере покажу, как надо». И получил бы за это звание академика… нет, только членкора, и к нему орден Ленина. И в благодарность за это принес бы мне торт такой огромный…
— А, тогда понятно… торт — это довод очень веский. Я постараюсь, и вам о результате сообщу конечно.
— Сообщи, сообщи. Только заранее хочу предупредить: тамошние энергетики тебя тоже отблагодарить захотят, так ты благодарность не пей: там самогон настолько паршивый гонят…
— Свет, знаешь же, что я даже водку не пью. Но — спасибо, побегу стараться!
Все же в Комитете общение людей извне выглядело довольно своеобразно. По официальным вопросам все друг к другу обращались на «вы», а по неофициальным (вероятно, в силу одного возраста и статуса) на «ты». И когда такое проскальзывало в присутствии посторонних товарищей, то это вызывало у них когнитивный диссонанс — но внутри Комитета это позволяло четко разграничивать вопросы рабочие и не очень рабочие. И исключением из этого правила были лишь Лена вместе со всем первым отделом и бухгалтера, причем не только те, что «в штатском». Но с ними и вопросы все же решались исключительно рабочие…
А про плазмотроны… когда-то, мне кажется, что в начале девяностых, я прочитала в газете большую статью о том, что в Москве, в депо «Москва-3», наладили восстановление вагонных осей, напыляя на них как раз с помощью плазмотрона «утраченную в ходе эксплуатации часть металла». То есть они брали сработанную ось, еще с нее слой стали стачивали — а затем новый металл напыляли. И в статье особо подчеркивалось, что после такой обработки восстановленная ось служит втрое дольше новой. Последнее меня удивило, ведь можно и новую по такой же технологии делать — но позже мне знакомые железнодорожники объяснили, почему с новой этот трюк не прокатывает. Но насчет увеличения срока службы сказали, что все верно: так как напыленный в плазмотроне металл как-то специальным образом кристаллизуется, то истирается он после этого в разы медленнее…
Так что в Комитете образовалась и лаборатория, занимающаяся разработкой плазмотронных технологий. А теперь появился и объект для их применения на практике, точнее для проверки возможности такого использования. Так что единственной проблемой могло стать получение откуда-то нужного для напыления металла, но у Комитета уже образовались устойчивые связи в ВИАМе, так что и здесь проблема была решаемой.
А с ВИАМом связи были неформальные, сугубо «личные», то есть более тесные и дружеские. Ведь Комитет отношения к авиапрому вообще не имел — если не считать того, что в Благовещенке производились моторы для МАИшных самолетов. А моторы для самолета — они чем легче, тем лучше, и по простой человеческой просьбе товарища Булганина специалисты института авиационных материалов давали благовещенцам «частные» консультации про эти самые материалы. И результаты таких контактов получались (для Комитета) очень интересными: в октябре ко мне приехали товарищи с моторостроительного и рассказали много воодушевляющего. В частности, они рассказали, что у них получился очень неплохой автомобильный уже мотор… даже два мотора. Или три: один двухлитровый четырехцилиндровый рядный мотор мощностью за девяносто сил, «почти такой же» шестицилиндровый, но уже V-образный на три литра и мощностью в сто тридцать сил. И моторчик маленький, вообще двухцилиндровый, объемом в поллитра и мощностью около двадцати лошадок.