Олегархат районного масштаба
Шрифт:
Правда, они бы заметили, если бы любая организация перечислила на счета явно подозрительной личности кучу денег из бюджета. Из любого, за исключением одного-единственного источника. Точнее, из двух источников: если бы денежки этой личности перечислялись бы из бюджета республиканского ЦК партии или из республиканского же бюджета комсомольской организации. Потому что партийные (и комсомольские) бюджеты советские финансисты даже права не имели проверять — ну, до определенных пределов. Так что если бы мне какая-то республика, точнее, ЦК партии из какой-то республики выдал сугубо партийную премию, то такая информация точно за рубеж бы не утекла.
Петр Миронович согласился меня крупно премировать только после того, как Николай Семенович ему всю эту схему подробно расписал, причем для пояснения некоторых деталей схемы пришлось еще пригласить в гости и «бухгалтеров в штатском»,
В той же Рязанской области общая мощность областных электростанций едва перевалила за двести мегаватт, пятнадцать из которых обеспечивали колхозные «малые ГЭС» мощностью буквально от пятидесяти киловатт. И колхозы, между прочим, с областью «своим электричеством» делиться не собирались. Самое забавное, что и в моем районе появилась такая «малая ГЭС», на могучей речке Хупте. В одном месте этот ручей падал на полутора километрах больше чем на десяток метров, и местные МТСовцы, героически насыпав по двум берегам речки высокие (как раз полуторакилометровые) дамбы воздвигли гигант гидроэнергетики мощностью в шесть сотен киловатт. А если учесть, что самые мощные ГЭМ в области были на Оке (в один мегаватт) и на Мокше (в два), то Хуптинская ГЭС в этом ряду смотрелось тоже довольно впечатляюще.
Причем руководство трех МТС строили ее исключительно своими силами (правда, проект они все же заказали в МЭИ, хотя и у студентов), и станция получилась у них довольно современная, там даже автоматика управляла углом наклона лопастей на турбинах. Но все равно она была именно «наколенным изделием из дерьма и палок»: турбины хотя и были поворотно-лопастные, но изготовили их на авторемонтном из обычной инструментальной стали. То есть из той, которая под руку подвернулась, и было ясно, что надолго их просто не хватит…
Так что мои идеи по «внезапному увеличению электромощностей в области в два раза» нашли глубокое понимание у товарища Патоличева (да и не у него одного). Так что, когда Петр Миронович подписал с итальянцами контракт, он еще раз ко мне заехал и поинтересовался:
— Светик, а у КПТ нет намерений выстроить совершенно перспективный завод по выпуску паровых турбин? Если ты что-то новенькое вдруг изобретешь, не по тематике Комитета, конечно, но дающее большой экономический эффект стране, авторских мы, я думаю, на такой заводик наскребем…
Николая Семеновича понять было можно: для будущей (уже строящейся) Ряжской ТЭЦ котлы делались как раз «соломенные», даже несмотря на то, что районы (и даже Рязанская область целиком) электростанцию топливом обеспечить не могла, солому Комитет «законтрактовал» большей частью уже в соседней Липецкой области. Но если взять в целом по стране, то на соломе теоретически можно было получать до восьми гигаватт базовой мощности — а это могло стать очень даже заметным дополнением у нынешней генерации. К тому же в котлы можно было не только солому пихать: в стране росло много стеблей подсолнуха и хлопчатника кукуруза тоже недостатком горючих материалов не баловала — в общем, много всякой горючей дряни на полях произрастало, так что на «всяком мусоре» было совершенно реально и десяток гигаватт получить — но Петр Вязников привел весьма обоснованные расчеты, показывающие, что на мусоре можно с хорошим качеством производить пар для турбин максимум мегаватт шестидесяти, а при большей мощности просто половина пеллет в трубу вылетит так и не сгорев, так что гигаватты эти получить можно было лишь применяя «дробное питание». Однако в планах у СССР в основном числились «энергетические гиганты» с генераторами (и турбинами) больше сотни мегаватт, и все нынешние заводы в этих планах уже учитывались. А позволить на заводках «нарушать производственную дисциплину», как сейчас решили сделать брянцы с Механического, руководство страны не могло. Ладно, какая-то бешеная комсомолка уговорила народ ударно потрудиться на субботниках — но это можно раз позволить, ну два, а разрешать постоянный десятичасовой рабочий день было нельзя. Даже идеологически нельзя, к тому же тут еще и «внешняя политика» сильно влияла: наверняка враги-империалисты
О «энергетической безопасности» все же в СССР не одна я думала, таких думальщиков у нас более чем хватало. Те же директора трех Ряжских МТС… или дед. В Приозерном тоже избытка электричества не наблюдалось, его, конечно, заводам хватало — но вот с топливом там периодически случались неприятные перебои. Причем не столько с топливом для электростанции, сколько с топливом для цементного и кирпичного заводиков — и деду это сильно, конечно же, не нравилось, он там очень много еще из задуманного выстроить не успел. Еще недостаток уже электричества очень не нравился «дяде Саше Бурову», у которого минимум раз в неделю отключался (по счастью, планово) завод по производству бетонных столбов для ЛЭП. А это он вообще считал недопустимым, так как столбы в центрифугах должны были крутиться по многу часов, и отключение завода всего лишь на час завод этот «вырубало» больше чем на полсуток, и поэтому «деды» решили проблему решить кардинально. Там же все недалеко (ну, километров двести на Урале вообще считается «рядом»), и они, обговорив все вопросы с энергетиками, приступили к строительству «хозспособом» новой электростанции. А так как насчет острого дефицита паровых турбин они были в курсе, то электростанцию они решили строить водяную. Только вот не просто ГЭС, а гидроаккумулирующую.
На Ике (это речка такая, если кто не знает) довольно много мест, где берег поднимается над руслом метров на сто, а в одном месте в полутора километрах от берега вообще на высоте ста тридцати метров раскинулось плато в несколько квадратных километров — и вот пару из этих квадратов было решено задействовать под верхнее водохранилище ГАЭС. Ну а внизу, поскольку речка-то маленькая, надо было и нижнее водохранилище выстроить.
Энергетиков такая идея очень заинтересовала, поскольку на Урале ночами заметный избыток электричества с угольных станций образовывался, а девать его было, в общем-то, и некуда, Единую Энергетическую Систему СССР пока с Уралом не соединили — а угольные электростанции были вынуждены работать с резко уменьшавшейся нагрузкой, что им на пользу явно не шло. И по расчетам, «лишней» мощности на Урале ночами имелось до четырехсот мегаватт — и вот ее и решили направить на перекачку воды из нижнего водохранилища в верхнее.
Причем стройка сразу начала «избыточное электричество» потреблять: чтобы просто поднять кучу грунта, нужного для постройки дамб на горе, были поставлены электрические ковшовые транспортеры, и привезенную по железной дороге глину наверх ими поднимали как раз ночами, а по дамбе землю развозили двадцатитонные карьерные троллейбусы-самосвалы. Но этим всем все же профессиональные гидростроители занимались, а деду — как человеку, показавшему себя в качестве опытного руководителя строительства промышленных предприятий — поручили руководство строительством городка для этих самых гидростроителей. Двух городков: в селе Большеустьинское, которое было райцентром, и в деревне Нижнее Бобино, на околице которого должно было появиться нижнее водохранилище. И дед, мне кажется, с задачей справился блестяще. То есть строительство городков еще только началось, но он потребовал передачи под свое управление всего Мечетлинского района (тут же переименованного в Большеустинский), и башкирские власти немедленно пошли ему навстречу. Мало кто может отказать в небольшой просьбе простому советскому инженеру, если эту просьбу так сильно поддерживает первый зампред КГБ…
Я, когда узнала о таком его «достижении», не удержалась и, отловив его по телефону, поинтересовалась: «какого хрена»? Мне и с одним районом крутиться приходится как белке в колесе, а тут на ровном месте еще один подсовывается, причем по размеру заметно больший. Но дед, меня выслушав, ответил, несмотря на разговор по «защищенной линии», очень уклончиво:
— Я вам потом все расскажу, попозже, при личной встрече. Но убежден, что вы со мной полностью согласитесь в том, что так надо.
Ну да, раз надо, то надо, и ведь не одному деду, Павел Анатольевич, очевидно, тоже так считает. И, вероятно, считает, что я и с этой задачкой справлюсь, как справлялась уже с кучей других. Ведь не просто же так он ко мне «секретаршей» генерала КГБ назначил — а я навсегда запомнила Ленину сентенцию о том, что в Комитете я всем руковожу. А она — командует… хотя у меня ни малейших претензий к ее «командованию» не было: с кадрами в Комитете все было просто великолепно. Да и не только в Комитете…