Ольга и Алексей

Новгородская Наталья

– Прошу вас понять, Николай Ильич, вас обвиняют не только в убийстве по злому умыслу, но и в пользовании землёй, которая вам не принадлежит. Вы говорите, у вас нет бумаг на Петров луг, стало быть, вы незаконно все эти годы занимали её и получали доход. Обвинители скажут, чем это не повод для того, чтобы избавиться от человека, разоблачившего ваши деяния?

– Да помилуйте, Гаврила Василич! У меня и в мыслях не было! Да и вы должны знать, что ежели кто задумал избавиться от неприятеля, то провернёт дело тихо и незаметно, а не в своём лесу, и не из своего ружья!

Он с жаром пытался заставить поверить

Нехлюдова в свою невиновность, он готов был заплатить компенсацию Рубцовой, столько, сколько она скажет, он мог бы даже откупиться от суда, но не решался заговорить прямо об этом с губернатором при прокуроре. Вересов всё косился на него, а тот был молчалив и суров, словно уже вынес свой вердикт.

Вересов тяжело дышал, его лицо раскраснелось, в последнее время его сердце шалило, но он никому не сообщил об этом, не делая давать повода к жалости, стойко принимая на себя удар судьбы, шёпот соседей за спиной и косые взгляды. Он знал, что о нём говорят местные, что многие не верят в его честность, и ему было обидно и горько осознавать, что люди, которых он знал, кому-то даже помогал, отвернулись от него и при разговоре опускают глаза. Никто не выразил ему поддержку или помощь, родственники престали общаться с ним и его семьёй, они остались один на один с этой бедою.

– Должен вам сказать, что Рубцова намерена довести это дело до суда. Мне вас очень жаль, но я поделать ничего не могу, на её стороне правда и слово вдовы невинно убиенного. Откупиться от неё вы не сможете, она не намерена сдаваться, так что готовьтесь к выступлению в суде. Скоро прокурор подготовит все бумаги и вышлет вам.

Гаврила Василич тяжело поднялся, после него встал и прокурор, и они не обращая внимания на произведённый эффект, вышли за дверь. Вересов онемел, не веря, что его соседка дошла до того, что стремится сжить его со свету и разорить его семью, он схватился за голову, ощущая новую боль в сердце и снова коря себя за глупую ошибку, приведшую к таким последствиям.

Ладно, он готов понести наказание, но его девочки? За что она так с ними? Почему она не может оставить их в покое? Он выдохнул, пытаясь собраться с мыслями. Он решил, что напишет письмо Рубцовой, где будет умалять её пощадить жену и дочерей.

Он так просидел довольно долго, пока в дверь не постучалась Ольга и тихо вошла. Он поднял взгляд и улыбнулся, она подошла к нему и обняла его за плечи. Он постарался скрыть свою горечь и отчаяние. Она пыталась выяснить, о чём был разговор с губернатором, но он отвечал общими фразами, мол, ещё ничего не ясно, но он будет стоять до конца и сделает всё возможное, чтобы решить все вопросы. Его семья до сих пор не знала, что ему грозит каторга и разорение.

– Ой, что это? – воскликнула девушка, услышав шорох. – Мышка!

Означенный субъект пробежал по комнате и скрылся за шкафом, а Ольга прижалась к отцу, как истинная представительница своего племени, она очень боялась мышей.

– Как только приближается зима, так мыши лезут в дом, – произнёс её отец, – надо позвать Митю, пусть отодвинет шкаф.

Созвали слуг, произошла недолгая возня с большим шкафом, и злополучный объект был ликвидирован. Дубовую мебель хотели было уже задвинуть обратно, но хозяин приказал мужикам помедлить и поднял то, что когда-то завалилось и хранилось за шкафом

долгие годы – какие-то бумаги. Может, ничего важного, но последние события заставили Вересова бережнее относиться к каждому клочку бумаги в своём доме. Он отряхнул их от пыли и пробежал глазами. Первые листы не представляли ничего интересного, а вот последний лист с вензелями заставил хозяина поместья упасть в кресло.

Все ожидали Николая Ильича к ужину, но он опаздывал, и Ольга пошла в кабинет, чтобы позвать его. Обнаружив отца в кресле в странной позе, она испугалась.

– Отец! – она позвала его, и он поднял голову.

Его бледное лицо казалось осунувшимся, а синеватые губы выделялись на нём, испарина покрыла лоб, он протянул дочери бумагу с вензелями.

Она прочла её и обрадовалась:

– Это же так замечательно! Наш прадед владел Петровым лугом, потом ваш отец, а теперь и вы! Марья Ефимовна должна забрать свои слова обвинения обратно!

– Если бы всё было так просто, милая, – тихо сказал Вересов. – Она обвиняет меня в более страшном преступлении, которое я не могу с себя снять. Только получается, что если бы я раньше нашёл эту бумагу, то мы бы с Рубцовым не поругались, и, возможно, всё обернулось бы по-другому…

– Не корите себя. Бумага нашлась, а значит, её нужно предоставить губернатору пока он ещё в Ручьях. Он должен знать, что вы – законный владелец этой земли, и у вас не было намерения расправиться с Павлом Петровичем, – Ольга сказала это твёрдо, как уже совсем взрослая девушка.

Он внимательно посмотрел на неё и понял, что она права. Он поцеловал её в лоб, и вышел за дверь, намереваясь послать гонца в Буйный ручей. Он бы поехал сам, но переживания дня дали о себе знать, и он не чувствовал в себе сил говорить с Рубцовой.

Слуга доставил заветную бумагу в дом Рубцовых, где остановился губернатор и его помощники, они как раз ужинали, когда он явился. Гаврила Василич долго рассматривал бумагу, проверяя на свет, словно сомневаясь в её подлинности, потом передал её прокурору, а тот – стряпчему. Марья Ефимовна поджала губы.

Но через минуту выдавила из себя:

– Так и что же? Пусть это его земля, меня нисколько это теперь не волнует, тем более что скоро у него всё отберут. Важно другое – вы на моей стороне, надеюсь, и не дадите спуску нашему делу?

Нехлюбов глотнул вина, протёр свои усы салфеткой и сказал, что всегда поддерживает слабых и сирот, а вдова с двумя детьми – это ли не повод для наискорейшего справедливого вынесения приговора виновнику их несчастий. Ещё его тайно грела мысль о том, что они с Рубцовой недавно сошлись на сумме, которую получит и он, и судья за то, чтобы приговор Вересову оказался суровым и не терпящим апелляции.

Слуга вернулся к Вересовым и доложил, что губернатор и прокурор снимают обвинение с Николая Ильича в незаконном пользовании землёй. У всех спал камень с души, и только хозяин, зная настоящую подоплёку всего дела, отказался от ужина и отправился к себе. Он выглядел уже лучше, чем час назад, но всё ещё был слаб.

Ольга сочла своим долгом рассказать, каким застала отца в кабинете, и они с Юлией приняли решение внимательнее наблюдать за ним, как можно меньше тревожить его и стараться из всех сил поддерживать, а их мать сама схватилась за сердце.