Ольга и Алексей

Новгородская Наталья

– Ох, что же будет, если ваш отец нас покинет? – запричитала Пелагея Ивановна. – Я останусь одна с двумя дочерями на выданье! Да за что мне такое наказание-то?

– Матушка, успокойтесь, с отцом всё будет хорошо, – Юлия ласково взяла её за руку. – Испытания посланы нам, чтобы сделать нас сильней, крепкая вера поможет нам всё преодолеть.

– Жюли, прошу тебя, сходи завтра в церковь да поставь свечку за здравие твоего отца. Мне-то самой не дойти, я так слаба…

Её дочь кивнула, обещая исполнить эту просьбу. В последнее время она стала чаще посещать церковь, находя там успокоение для души, к тому же это было единственное место, где о ней не шептались. Может, кто-то что-то и думал дурное,

но держал свои мысли при себе. Вересова же, хоть и не была старухой, но почитала себя уже пожилой и больной, стараясь вызвать к себе жалость и повышенное внимание. Девушкам приходилось разрываться между угнетённым отцом и легкомысленной матерью.

Вскоре Вересову пришло официальное письмо, в котором прокурор уведомлял его о первом судебном заседании по поводу преднамеренного убийства Павла Рубцова, на которое он обязан явиться через неделю. Гаврила Василич решил все вопросы, касательно этого дела действительно очень быстро, и Марья Ефимовна могла быть очень довольна. Губернатор признавался перед собою, что Вересов без злого умысла пригласил Рубцова на охоту и выстрелил в него случайно, но ни это обстоятельство, ни то, что его семья находится под угрозой разорения и туманного будущего, не могло его остановить перед своей целью – получения вознаграждения от Рубцовой. Он понимал, что она женщина пробивная и любящая подчинение, не послушаешься раз, она больше с тобой не свяжется, так что он предпочёл остаться с этой грозной женщиной с большими связями в хороших отношениях. А то, что другие невинные люди пострадают из-за его решения… Так что ж… Не в первый раз. Такова участь всех семей осуждённых за тяжкие преступления – страдать вместе со своим родственником.

Утром Николай Ильич получил письмо, прочитал его и поднялся к себе в комнату. Ему невыносимо было думать, что его семья обречена из-за него, из-за его глупой ошибки. Он уже не чувствовал в себе сил бороться за справедливость. Что ему сказать в суде? Понятно, что Нехлюбов и Рубцова устроили заговор против него, и сколько бы он не доказывал судьям свою правоту, ничего не выйдет. Все газеты будут смаковать горячую новость, его дочери окажутся под ударом, а он будет лишь наблюдать, как злопыхатели полощут в грязи их имена.

Он устало опустился на кровать, отвернулся к стене, его дыхание стало размеренным, и он заснул. И уже более не проснулся. Вскоре в его комнату зашли и на столе нашли письмо от уездного прокурора…

Глава 5

Прошло две недели после похорон Николая Ильича, и жизнь в его доме затихла. Пелагея Ивановна провела всё это время в своей комнате, почти не вставая с постели. Её состояние было удручающим, комната наполнилась запахами лекарств, её теперь часто посещал местный врач, который прописывал какие-то успокоительные капли, постельный режим и глубокий сон. Юлия разрывалась между матерью и сестрой, которая теперь стала похожа на тень себя прежней. Поначалу она очень много плакала и не выходила из комнаты, и старшая сестра много времени проводила с нею вместе, они находили в объятиях друг друга не то что душевный покой или умиротворение, но возможность разделить с кем-то своё горе давала им толику утешения.

Ольга отныне ходила медленно, предпочитая никому не попадаться на глаза, похудела, её подбородок заострился, а глаза стали больше выделяться на бледном лице, о веселье она и не помышляла, её душа замерла, потеряв близкого и любимого человека. Её сестра была также удручена, но позволяла себе проливать слёзы только по ночам, когда не было свидетелей её слабости и отчаяния. Днём же она старалась поддерживать в домашних силу духа, читала вслух строки из священного писания, препятствовала матери совсем себя запустить. И её старания

принесли плоды – Пелагея Ивановна как-то быстро пришла в себя и стала действовать.

Она написала письмо Нехлюбову, где изложила обстоятельства кончины мужа, и отправила его с уверенностью, что теперь её семье ничего не грозит. Писать Марье Ефимовне она считала ниже своего достоинства, просить её о помиловании полагала унизительным, и считала как само собой разумеющееся, что со смертью мужа само собой исчезнет и его обвинение. Но пока молчал и прокурор, и губернатор. Тот ждал распоряжений Рубцовой, которая пока медлила, обдумывая сложившуюся ситуацию. Признаться, смерть Вересова стала для неё неожиданностью, она всегда полагала его здоровье крепким, а последние недомогания, о которых ей доносили приспешники, считала притворством и желанием разжалобить её. Незадолго до кончины она получила от него письмо с просьбой не доводить дело до суда, пожалеть его престарелую жену и дочерей.

“У Вас тоже есть дети, и я от всего сердца прошу Вас проявить милосердие к моим дочерям, при огласке они пострадают в первую очередь. Я же признаю себя виновным, но без злого умысла, и готов заплатить Вам любую цену, какую вы назовёте. Только прошу Вас не доводить сие дело до суда во избежание огласки для моей семьи…“

Она читала это письмо с нескрываемым удовольствием – её враг слаб и повержен, но потакать ему она не собиралась и ничего ему не ответила, полагая, что согласиться с ним, значит, предать память своего мужа, а принять откуп – было бы отвратительно. Затем ей пришлось с сожалением признать, что уже не получится осуществить свой план, как бы ей хотелось, придётся смириться, что враг ускользнул от неё и уже недосягаем. Теперь она обдумывала, стоит ли продолжать атаковать семью Вересовых, или остановиться.

Алексей, узнав о смерти родственника, перекрестился, и тяжело вздохнул, подумав, что его семье теперь придётся непросто. Но всё же полагал, что это лучшее, что могло бы произойти, ведь дело до суда теперь, вероятно, не дойдёт, и Вересовы станут жить спокойно, когда оправятся от этой душевной раны. Он посчитал, что Николай Ильич таким образом искупил свою вину перед его отцом и его семьёй, теперь их вражде придёт конец, мать успокоится и займётся своими делами, они заживут тихой и умиротворённой жизнью.

Когда настал сороковой день после кончины Вересова, его семья собралась в церкви для поминовения, и священник тихо читал молитвы, Марья Ефимовна приняла решение, которое было бы ей выгодно по её мнению. Она написала письмо Нехлюбову, где говорилось, что она желает снять обвинение с Николая Ильича, претензий к семье не имеет, и в компенсации не нуждается. Она посчитала, что дальнейшее давление на Вересовых может плохо сказаться на её репутации, ведь теперь после смерти хозяина дома, многие стали жалеть его жену и дочерей, сочувствовали им открыто или про себя, но зла не желали.

Если бы Рубцова стала требовать компенсацию от Вересовых, то молва разнесла бы слухи о её корысти и желании разорить несчастных соседей, одиноких женщин, оставшихся без главы семьи, почти без средств к существованию. Также большинство сходилось во мнении, что Вересов смертью загладил свою вину, компенсировал не деньгами, а своей жизнью утрату мужа и отца Рубцовых, и с этого момента обе семьи равны, и нечего уже им делить. Теперь же некоторые, кто ранее высказывался о злом умысле со стороны Вересова к Рубцову, утверждали, что он выстрелил по ошибке, а с Павлом Петровичем вообще хотел примириться, и для этого и позвал его на охоту. Все стали одновременно вспоминать, как Вересов кому-то помог, одолжил денег после войны на обновление хозяйства, теперь его уже жалели, а о Павле Петровиче словно и позабыли.