Ольга, лесная княгиня

Дворецкая Елизавета Алексеевна

– Где дети? – спросила я потом.

– Какие?

– Мои… то есть Дивислава.

– Не знаю. А у него были дети? Откуда? Ты же замужем всего ничего!

– У него дети от покойной жены. Зоряша уже почти взрослый, он ходил с ним в битву. И…

Я только сейчас через силу заставила себя заговорить об этом:

– Мой муж ведь… погиб?

Ингвар кивнул, продолжая усердно жевать.

– И хотя бы…

Я боялась, что сейчас разрыдаюсь и не смогу говорить, поэтому торопилась:

– Ради моего родства с твоей невестой, ты позволишь нам похоронить его?

– Позволю. И даже не ради

вашего родства, а потому что он князь и воин. А я, чтоб ты знала, сам княжеского рода и умею уважать людей, если они заслуживают уважения. Когда-нибудь кто-нибудь убьет и меня, от этого никуда не деться, я же не собираюсь жить вечно или сдохнуть на соломе от расслабления членов, мочась под себя. Но я хотел бы, чтобы он тоже отдал меня родичам, чтобы погребли по-человечески. Чтоб ты знала, вообще во всем этом виноват Эльгин отец! Не надо было обещать девку сразу двоим! Если бы мы с ним не делили одну и ту же, может, и договорились бы.

О чем договорились? Если бы они не соперничали из-за Эльги, чего им было бы делить?

Тогда я не понимала.

Догадалась только много времени спустя.

А он понимал уже тогда.

Сколько я ни слышала про Путь Серебра, в моем представлении его слагали много отдельных земель, владения разных племен и родов, которые всегда были сами по себе и всегда будут сами по себе. А Ингвар уже тогда понимал, как досадно, если между двумя частями твоего владения лежат обширные чужие земли, и как было бы сподручно, если бы весь Путь Серебра принадлежал кому-то одному!

И лучше всего – ему самому.

– Сколько лет вашему Зоряше? – прервал Ингвар мои мысли.

– Четырнадцать.

– Повезло! – Ингвар отбросил кость и утерся каким-то из моих рушников. – Четырнадцать, а уже князь! Мне вон скоро двадцать… кажется, а я все по полю хожу, ищу дружине чести, а себе славы…

– Но где же он? – Я наконец встала, уловив хоть одну нужную и ясную мысль. – Он был с отцом…

– Не знаю. – Ингвар встал. – Ну, пойдем искать.

Проходя вслед за ним по городцу, я старалась не смотреть по сторонам.

Везде стоял разгром.

Прямо на площади возле костров лежали разрубленные на части свиные и коровьи туши – для угощения дружины победителей. Валялись полуобглоданные кости с плохо прожаренными остатками мяса. Под ноги попадались то осколки посуды, то сломанные ковши, то рваные рушники и клочки сорочек, которыми перевязывали раны.

Под стеной я увидела несколько мертвых тел – тех, кто погиб уже в городце.

Не думаю, что прибежавшие сюда зоричи сильно сопротивлялись, но свалка была. Тела лежали в куче, и не сразу удавалось опознать в них бывших людей – лишь случайно бросались в глаза то рука, то нога, а порой даже трудно было понять, что это такое…

Ну, хватит. Это все уже не важно.

Я попросила Ингвара сперва поискать Зоряшу среди пленных. К счастью, именно там мы его и нашли, и мне не пришлось осматривать убитых.

Ингвар послал хирдманов принести тело Дивислава. Они это исполнили, отыскали даже нашего «ратного чура».

Ингвар делал все, о чем я его просила, и мне даже было трудно поверить, что он и принес в мой город смерть и разорение.

Меня тогда поразило, как спокойно и деловито держались его люди.

Они ели наше мясо и пили стоялый мед из наших погребов, поставленный лет двадцать назад еще моим покойным свекром, с таким же удовлетворением, как мужики пили квас, придя с пашни или покоса. Они смеялись, перевязывая раны себе и друг другу. Они были точно такими же, как хирдманы моего отца. Даже общались на той же смеси северного языка и славянского, только выговор у них был другой – южный, полянский.

Тело мужа отнесли в баню.

Я нашла Держану, мы отыскали еще несколько женщин и занялись делом.

Раздели…

Снимать кольчугу нам помогал кто-то из Ингваровых хирдманов… я потом сообразила, что это был Хрольв, но тогда я еще ни с кем из них не была знакома.

Кольчуга никак не снималась, хоть плачь. Ее и с живого-то совлечь не так легко, а тем более – с мертвого, уже не способного исполнить «пляску конца битвы» [15] , как это называли в дружине моего отца и Вальгарда.

15

Кольчугу снимают следующим образом: сильно наклоняются вперед, перекинув задний край подола на спину, и подпрыгивают, опустив руки, чтобы она свалилась под собственным весом. (Прим. авт.)

На теле моего мужа были две страшные раны от копья. Разбитые железные колечки глубоко вдавились в кровавую плоть…

Когда мы наконец, плача от горя и безнадежности, стянули кольчугу и стали резать окровавленную кожаную рубаху и сорочку, у меня вдруг все закружилось перед глазами и ослабели ноги…

Не помню, как я упала.

Очнулась я, лежа на той же укладке у себя в избе.

Уже было темно, горели лучины, несколько мужчин сидели у стола и толковали о чем-то. Я видела только черные спины и головы. Мне казалось, я проспала сто лет, и я почти не удивлялась, что ничего не понимаю: кто эти люди, почему они здесь? Смутно помнилось что-то ужасное, но оно казалось таким далеким, что на миг я даже почувствовала себя спокойно и уютно.

А потом ощутила, что моя сорочка ниже пояса мокрая и липкая. Под подолом поневы темнели кровавые пятна…

Так я узнала, что во мне все же рос новый побег Дивиславова рода, которому не суждено было проклюнуться на белый свет.

Кое-как я встала и пошла обратно в баню.

Тело мужа уже было обмыто и одето в погребальную белую сряду. Только тут я сообразила, что мне тоже нужно сменить сряду на «печаль». Отцвела я, молодуха, не успев расцвести, как следует…

И я тогда подумала: а чего ты хотела? От гнева богов не уйти.

Держана причитала, и другие женщины плакали по своему князю, но я никак не могла: меня будто камнем придавило.

Я чувствовала только тупое удивление и усталость. Смотрела в его застывшее лицо и молчала.

Если бы он знал… если бы я рассказала ему, пока было не поздно…

Может, он не стал бы брать меня в жены, и гнев моих чуров не настиг бы этот ни в чем не повинный город.

Но в дни перед свадьбой мне это не пришло в голову – уж слишком я была удивлена оборотом дела.