Ольга
Шрифт:
«Сейчас что-нибудь перекушу, и спать, – блаженно подумал он, но тут увидел лежащую на кушетке Машу и ошалело вытаращил глаза. – А это что такое?»
Маша что-то пробормотала во сне, затем, подложив руки под голову, перевернулась на живот. Григорий осторожно, стараясь не шуметь, подошел к молодой женщине и присел на корточки. Несколько минут он смотрел на нее, не решаясь разбудить. Она сладко спала, и было жаль прерывать ее сон.
– Маша, проснись, – Григорий осторожно тронул молодую женщину за плечо.
Маша открыла глаза и радостно улыбнулась.
– Гришенька… это ты? Не сон ли это? Боже мой! – она вдруг обвила Орлова тонкими теплыми руками, и тот, застигнутый
Он почувствовал трепет Машиных рук и уловил знакомый блеск глаз. На лице девушки появилось стыдливое выражение.
– Маша, что ты здесь делаешь? – после минутного замешательства спросил Григорий и, отстранив от себя молодую женщину, резко поднялся.
Маша глубоко вздохнула, после чего вся как-то нервно потянулась и села.
– Я приехала к тебе в гости. Ты мне не рад?
Расправив рукой помявшееся платье, она заговорила быстро, точно боялась, что Григорий сейчас прервет ее и она не успеет сказать ему, что накопилось у нее на душе с момента их последней встречи. Но Григорий не пытался даже вставить слово, он терпеливо слушал, хотя и чувствовал себя неловко. Подойдя к окну, он уставился в темноту ночи, не зная, как вести себя и что говорить в ответ на слова молодой женщины, которая распалялась все больше и больше и уже не могла остановиться. Маша говорила Григорию о том, как сильно любит его, как истосковалась по нему и как день и ночь мечтала встретиться с ним и больше никогда не расставаться. Захлебываясь от волнения, она старалась изобразить свою жизнь без него серой и пустой и тем самым тронуть его и вызвать сочувствие к себе. Это была уже не та Маша, тихая и скромная девушка, с которой он познакомился во время войны в госпитале. Она, похоже, действительно сильно любила его, раз, забыв о женской гордости и чести, с такой откровенностью говорила о своих чувствах. Но он ничего не мог с собой поделать. Сердце его было равнодушно к ней и ее словам. Григорию было жаль и ее, и в то же время себя, поскольку и его жизнь складывалась не так-то просто. Он продолжал любить и ждать Ольгу, хотя в душе и сознавал, что жизнь – суровая штука, и все происходящее в ней движется по непонятным человеку законам, которые часто неподвластны ни его желаниям, ни его воле. В последнее время Григория неоднократно посещала мысль, что Ольги давно нет в живых. И от этого его охватывало страшное холодное отчаяние, с которым ему с каждым днем бороться было все труднее.
– Маша, а как же Сергей? Вы поженились, и он теперь твой муж. Тебе не жаль его? – непроизвольно вырвалось у Григория, когда молодая женщина замолчала и влюбленными глазами посмотрела на Орлова.
– Сергей? – переспросила Маша и, смутившись, потупила взор.
Говоря о своей любви, она совсем забыла о муже, которому она небезразлична, и все, о чем она сейчас говорила, в первую очередь причинит ему нестерпимую боль.
– Гришенька, не считай меня такой уж бессердечной и жестокой. Выходя замуж за Сергея, я не скрывала, что не люблю его.
– Однако ты вышла за него замуж. Следовательно, ты несешь полную ответственность за свои поступки. Маша, ты не имеешь права разрушать жизнь Сергею, тем более я никогда не давал тебе даже повода думать о возможной любви между нами. Пойми же наконец – я не люблю тебя! – попытался вразумить молодую женщину Григорий.
Слова, произнесенные им, казалось, должны были вызвать чувство обиды и боли у Маши и тем самым отрезвить ее. Но молодая женщина с равнодушным видом выслушала, точно эти слова ровным счетом ничего не значили для нее.
Она вдруг поднялась, всплеснула
– Ты, наверное, голоден. Я приготовила ужин, но, вместо того чтобы покормить тебя, потчую рассказами о своей любви, хотя хорошо известно, что на голодный желудок человек даже самые сладкие и прекрасные речи не воспринимает. Садись, я сейчас буду тебя кормить.
Напоминание о еде вызвали мгновенную реакцию организма, и Сергей ощутил настойчивые позывы в желудке. Кроме того, его обрадовало решение Маши сменить тему разговора, исход которого был явно неприятен обоим. Григорий пошел в ванную, помыл руки, а когда вернулся в комнату, на столе уже стояла большая тарелка с теплой картошкой. Григорий открыл шифоньер и достал бутылку красного вина, стоявшую на верхней полке. Как-то однажды он купил ее, поставил в шифоньер, да так и забыл о ней.
– А не выпить ли нам по стопке за твой приезд? – предложил Григорий и разлил вино в маленькие стеклянные рюмки, которые Маша услужливо подставила.
– Давай. Я не против, – улыбнулась молодая женщина.
Они чокнулись. Григорий с жадностью набросился на еду. Подхватив вилкой самую большую картофелину, он поднес ее ко рту и с аппетитом съел.
– Прелесть! Нет ничего вкуснее домашней картошечки, – похвалил он и стал уплетать за обе щеки все, что было на столе.
Маша незаметно подливала ему вино. Однако сама, выпив лишь одну рюмку, больше не прикасалась к спиртному. Она с нежностью смотрела на Григория и не могла налюбоваться им. Когда с картошкой, огурцами и салом было покончено, Маша поставила на середину стола тарелку с пирогами и налила в чашки чай. Покончив с пятым пирожком, сытый и довольный Григорий улыбнулся Маше.
– А теперь вот, – Маша достала из кармана вязаного жакета сложенный вчетверо белый лист бумаги. – Твоя мама просила передать тебе письмо.
– Как она? Не болеет? – с тревогой в голосе спросил Орлов и развернул письмо.
– Нет. У нее все нормально.
Григорий углубился в чтение, а Маша тем временем собрала грязную посуду и вытерла со стола крошки.
– Мама пишет, у тебя в Ленинграде какие-то дела? – спросил Григорий и выразительно посмотрел на Машу.
– Да какие там дела, – молодая женщина махнула рукой. – Я соскучилась по тебе, Гришенька, вот и приехала.
– Маша, прошу тебя… не надо.
– Хорошо, не буду, – молодая женщина тяжело вздохнула. – А дела такие. Решила я навестить Петра Степановича Соколова. Помнишь его? Он был главным врачом в военном госпитале.
– Еще бы мне не помнить его, – воскликнул Орлов. – Так он живет в Ленинграде?
– Представь себе, да. На 25-й линии.
– Но это же совсем недалеко от меня. Удивительно… мы живем почти по соседству, но ни разу за эти годы не встретились. Хотя чему удивляться, ведь я почти нигде не бываю. Каждый день допоздна задерживаюсь в редакции газеты. Даже выходные провожу на работе.
– Ой ли? – Маша лукаво покачала головой.
– Можешь мне не верить, но это так.
– Гриша, а помнишь, как мы мечтали в госпитале о том, кто куда пойдет учиться? Твоя мечта сбылась, ты стал журналистом, а я…
– А ты стала прекрасной медсестрой. Разве не так? Мама мне неоднократно писала, как тебя любят и уважают в деревне, – перебил молодую женщину Орлов.
– Да, это так. Я тоже прикипела всей душой к твоей деревне, полюбила людей, живущих в ней. Кажется, совсем недавно я даже не подозревала о существовании деревушки под названием Озерки, а сейчас для меня нет милее и красивее места на земле. А знаешь, – Маша вдруг засмеялась весело и заразительно, – батюшка Матвей опять учудил.