Олигархи. Богатство и власть в новой России

Хоффман Дэвид

В начале 1992 года Гайдар убедил Ельцина подписать указ о либерализации торговли. В советские времена уличная торговля являлась уголовным преступлением. Вскоре после того, как Ельцин подписал этот документ, Гайдар проезжал по Лубянской площади, мимо знаменитого универмага “Детский мир”, и заметил длинную очередь, извивающуюся вокруг здания. Сначала он подумал, что это еще одно проявление дефицита — “видимо, какой-то товар выбросили”. Но, присмотревшись, он был поражен: очередь состояла не из отчаявшихся покупателей, а из продавцов. “Зажав в руках несколько пачек сигарет или пару банок консервов, шерстяные носки и варежки, бутылку водки или детскую кофточку, прикрепив булавочкой к своей одежде вырезанный из газеты “Указ о свободе торговли”, люди предлагали всяческий мелкий товар” ^{169} . Эта сцена стала первым

заметным признаком того, что Россия не является исключением: дайте людям стимулы — и рынок появится.

“Нам нужны миллионы собственников, а не сотни миллионеров”, — сказал Ельцин в выступлении на съезде народных депутатов 7 апреля 1992 года, сформулировав популистский лозунг массовой приватизации. Фраза была встречена аплодисментами, но на самом деле приватизация шла в прямо противоположном направлении — к появлению нескольких сотен миллионеров. В выступлении на съезде народных депутатов в апреле Чубайс признал справедливость все чаще звучащей критики, утверждающей, что “аукционы проводятся только для богатых”. В душе они с Васильевым изменили свое отношение к аукционам. Они поняли, что денежные аукционы не подходили для решения такой колоссальной задачи, как приватизация всей промышленности России. Их беспокоило то, что у рассерженных продавцов из Нижнего Новгорода был свой резон: что, если вся собственность будет скуплена на аукционах незначительным процентом населения? Все остальное население страны останется обделенным, и это подожжет фитиль политической бомбы замедленного действия, начиненной завистью и недовольством. “Постепенно мы поняли, что общество просто не может свыкнуться с мыслью о продаже собственности за деньги, — вспоминал Васильев. — В итоге люди пришли бы к выводу, что все куплено бандитами и теми, кто деньги украл” ^{170} .

На следующий год с помощью ряда уступок и тактических маневров Чубайс перевел приватизацию на новые рельсы и не допустил ее крушения. Несмотря на яростное сопротивление, он смог обеспечить продвижение приватизации вперед, и многое еще предстояло сделать: на очереди была приватизация 5603 крупных предприятий, общая численность рабочей силы которых составляла 15 миллионов человек. В этот период Чубайс завоевал репутацию жесткого менеджера и бесстрашного бойца. Его упорство оправдывало себя, как и другое личное качество — иногда он шел на компромисс или хитрость ради скорейшего достижения главной цели.

Он сделал умный ход, создав внутри закоснелой бюрократической системы России новый орган — Госкомимущество. Сначала сотрудники комитета работали в пустых неотапливаемых помещениях запущенных многоэтажных зданий на Новом Арбате. Позже они переехали в продуваемое сквозняками министерское здание недалеко от Красной площади. В течение первых месяцев они день и ночь выдавали идеи и документы. “У нас не было ни тепла, ни ксерокса, ни факса, ни еды, — рассказывал Джонатан Хэй, один из американцев, приехавших, чтобы помочь. — Когда я в первый раз пришел туда, я увидел Дмитрия Васильева и тридцать человек, сидевших в огромном зале, невысокого мужчину в больших очках и окруживших его людей, оживленно спорящих о приватизации малого бизнеса”. По словам самого Чубайса, его стол был завален кучами бумаг, все время звонил телефон, а в приемной толпа людей требовала его внимания. Но Чубайсу нравилось то, что он, как выразился Бергер, начинал с чистого листа — начинал приватизацию с самого начала, с фундамента.

В гораздо большей степени, чем другие реформаторы, Чубайс обращался за помощью в проведении приватизации к представителям Запада. Международные финансовые организации считали молодых реформаторов надеждой России и предоставляли деньги для оказания технической помощи. Юристы, экономисты, специалисты по связям с общественностью, инвестиционные банкиры и государственные чиновники — все они прошли через неухоженные офисы Госкомимущества. Джеффри Сакс порекомендовал Андрея Шлейфера, профессора экономики Гарвардского университета. Как и Джонатан Хэй, он сыграл ключевую роль в организации западной помощи Чубайсу и Васильеву. Помимо всего прочего представители западных стран помогли в подготовке эскиза российского приватизационного ваучера, в написании законов и указов, в подготовке и осуществлении грандиозной распродажи. Впоследствии эти усилия были подвергнуты критике. Автор признает, что этот вопрос выходит за рамки данной книги, однако считает ошибкой критиковать только иностранцев за то, что произошло в России. Многие из наиболее важных решений — например,

решение освободить цены, собственность и торговлю прежде, чем будут созданы институты свободного рынка, — были приняты русскими. Иностранцы часто давали советы и поддерживали их начинания, но путь выбирали Ельцин, Гайдар и Чубайс.

Создание Госкомимущества означало, что Чубайсу отныне придется непрерывно заниматься своеобразным перетягиванием каната. Теоретически вся собственность в промышленности принадлежала государству, но на практике различные группы заявляли о своих правах на богатства. Руководители считали, что лучше всех знают предприятие, рабочие считали, что имеют на него права, потому что много лет проработали на конвейере, губернатор и местные политики присматривали самые жирные куски пирога и хотели по праву до них добраться. Это были “заинтересованные стороны”, с требованиями которых приходилось считаться. Шансов удовлетворить одновременно все их требования не было. Тем временем четвертая группа, партийная номенклатура, уже действовала. “В истории человечества не было ни одной справедливой приватизации; это надо признать, — говорил Бергер, вспоминая о выборе, стоявшем перед Чубайсом. — У Чубайса была одна главная цель: уничтожить монополию государства на собственность. Любой ценой”.

Чубайс считал, что люди со стороны — новое поколение частных собственников, возможно даже иностранные инвесторы, — никогда не имевшие доли в данном предприятии, лучше всего справятся с его реконструкцией. По крайней мере теоретически, думал он, именно они будут самыми “эффективными собственниками”. Трезвомыслящие чужаки охотнее откажутся от неэффективного оборудования и чрезмерных расходов на детские сады и санатории, которыми располагало каждое социалистическое предприятие, и вложат деньги в его переоборудование, чтобы в конечном итоге получить прибыль.

Но Чубайс не мог позволить себе проигнорировать тех, кто имел отношение к заводу: рабочих и руководителей. Они были важной заинтересованной стороной, и в своем выступлении Ельцин обещал поделиться государственной собственностью с рабочими. Благодаря наследию социализма и идеологии рая для рабочих эта идея пользовалась чрезвычайной популярностью. Лариса Пияшева, специалист по приватизации, работавшая в правительстве Москвы, выступала за немедленную передачу всей собственности рабочим. Чубайс резко возражал против этого, понимая, что в действительности не рабочие управляют производством. Когда речь заходила о важных имущественных решениях, рабочие оказывались всецело во власти своего могущественного руководства. И рабочие, и управленцы вполне освоились на своих предприятиях, меньше всех прочих они были настроены порвать с социалистическим прошлым.

Сначала Чубайс не хотел решать эту проблему в Верховном Совете, парламенте, избранном преимущественно в советские времена, где доминирующее положение занимали бывшие партийные работники старой закалки и так называемые красные директора, руководители советских предприятий. Но он не мог откладывать бесконечно; ему нужна была правовая база для проведения приватизации. В марте 1992 года Чубайс выступил с законом о приватизации. Он предложил передать рабочим и управляющим 40 процентов акций предприятия, а остальные продать людям со стороны. Но этого им было недостаточно. В первые месяцы шоковой терапии производительность промышленных предприятий резко упала, и красные директора нанесли ответный удар в Верховном Совете, где их интересы активно защищал импозантный Аркадий Вольский, бывший партаппаратчик и советник нескольких советских руководителей. Вольский создал лобби из старой экономической элиты. Красные директора прислушивались и к Руслану Хасбулатову, председателю Верховного Совета. Хотя первоначально его выдвинул Ельцин, Хасбулатов все более резко критиковал молодое правительство Гайдара, а еще через два года возглавил открытое восстание против Ельцина.

В целом идея приватизации все еще пользовалась популярностью, но парламент, в котором большинство принадлежало представителям предприятий, хотел большего, чем предлагал Чубайс. Они предложили второй план, известный как “Вариант 2”, в соответствии с которым 51 процент каждого предприятия передавался тем, кто на нем работал, а остальное продавалось покупателям со стороны или оставалось у государства. Чубайс был категорически против этого, опасаясь, что работники предприятий сохранят существовавшее положение вещей. Если весь смысл заключался в создании нового поколения эффективных собственников, как можно было рассчитывать, что ими станут все те же старые, уставшие директора советских заводов?