Олигархи. Богатство и власть в новой России
Шрифт:
В то время Тейтум был замешан в серьезном деловом конфликте, связанном с гостиницей. Компании Тейтума принадлежало 40 процентов акций, сеть гостиниц “Рэдиссон” с центральным офисом в Миннеаполисе располагала еще го процентами, остальные 50 процентов принадлежали городу. У Тейтума возникли разногласия с Умаром Джабраиловым, чеченцем по национальности, худощавым человеком с длинными волосами, всегда безупречно одетым, имевшим обыкновение прогуливаться по главному вестибюлю гостиницы в окружении телохранителей. Джабраилов представлял в городе совместное предприятие, управлявшее гостиницей и другой недвижимостью. Тейтум открыто и резко критиковал Джабраилова, называя его членом чеченской мафии в Москве, и информация об их разногласиях просачивалась на страницы газет и экраны телевизоров. Тейтум сказал, что его выживают из гостиницы; Джабраилов обвинил Тейтума в том, что он не возвращает долги. Когда в июне 1994 года Тейтум приехал в гостиницу, дорогу ему преградила вооруженная охрана.
Джабраилов отрицал свою причастность к убийству Тейтума, но вопросы об этом преследовали его. Менее чем через месяц после убийства Соединенные Штаты лишили Джабраилова визы, вслед за тем как корреспондент газеты “Ю-Эс-Эй тудей” сообщил в американское посольство, что Джабраилов угрожал убить его, потому что ему не понравились заданные вопросы об убийстве Тейтума. Американское посольство заявило, что решение аннулировать визу было основано на положении закона, запрещающего въезд “любого иностранца, относительно которого у сотрудника консульства или Министерства юстиции есть сведения или основания предполагать, что он стремится въехать в Соединенные Штаты, чтобы участвовать исключительно, преимущественно или эпизодически в незаконной деятельности”. Джабраилов отреагировал на это с возмущением: “Это позор для Америки! У них есть какие-нибудь доказательства?” {294}
Лужков долгое время хранил молчание в отношении убийства. По непонятной причине он оставил Джабраилова на прежней должности, а потом повысил, сделав управляющим торгового центра на Манежной площади. Позже Джабраилов выдвинул свою кандидатуру на выборах президента России, обклеив центр Москвы плакатами со своим улыбающимся лицом {295} . “Если у американской стороны имеются убедительные доказательства его участия в этом ужасном убийстве и террористическом акте, — сказал Лужков одному из журналистов, — я готов сделать самые радикальные выводы, прервать все деловые и личные контакты с ним. Если же доказательств нет, мы сами будем решать, с кем иметь дело, без давления или указаний из Америки” {296} . “С вашей стороны тоже не было определенно выраженной реакции на это убийство, — ответил Лужков на мой вопрос о Тейтуме. — А я к этому убийству не имею никакого отношения, равно как и вы” {297} .
Московские следователи так и не нашли убийцу Тейтума. В этом не было ничего необычного: за год в городе было раскрыто всего три из 152 убийств, считавшихся заказными {298} . Московские газеты и телевидение также не уделили в то время большого внимания случившемуся.
Лужкова почти никогда не критиковала пресса, отчасти потому, что он оказывал финансовую помощь многим газетам и телевизионным компаниям, устанавливая для них льготную арендную плату. Один журналист рассказывал мне, что Лужков распорядился продать его коллегам целый многоквартирный дом по льготным ценам. Уверенные, что Лужков в любой момент может этот дом отобрать, они старались ничем его не обижать. Лужков царствовал в своих владениях и наслаждался сознанием того, что никто не смеет спорить с ним. “В течение многих лет Юрий Михайлович жил в атмосфере всеобщего почитания, — рассказывал мне его друг Евтушенков. — Он был священной коровой, и его никто не осмеливался резко критиковать” {299} .
Когда Лужкова задевала статья или телевизионная передача, он подавал на обидчиков в суд за клевету, и поскольку городские суды тоже субсидировались им, почти всегда выигрывал. Позже создание такого кокона дорого обошлось Лужкову.
В выступлении, опубликованном независимой еженедельной газетой “Московские новости”, Егор Гайдар говорил: “Экономическая жизнь в Москве... страшно забюрократизирована, зарегламентирована, и результатом этого является массовое распространение коррупции. Каждый, кто имеет дело с московскими муниципальными структурами, прекрасно знает об этом. И, к сожалению, этот процесс нарастает” {300} . Лужков подал в суд на Гайдара, заявив, что пострадала репутация города. Гайдар отнесся к делу серьезно. Его адвокаты предъявили доказательства того, что в городе существует взяточничество, но после того, как они одержали победу в суде низшей инстанции, Лужков победил в апелляционной инстанции. Судья не дал никаких объяснений {301} . Однако сказанное Гайдаром получило очередное подтверждение в ноябре 2000 года, когда милиция арестовала Владимира Кочеткова, возглавлявшего департамент муниципального жилья и строительства. Кочетков вымогал крупную взятку за подписание контракта на изготовление уличных фонарей. Было установлено, что у Кочеткова
Первые годы новой России вызывали недоумение у Лужкова как политика. Страна объявила себя демократическим государством с рыночной экономикой, сохранив законы, традиции и образ мыслей прежней эпохи. Не существовало никаких инструкций для переходного периода между советской эпохой и новым капитализмом. Одним из самых сложных вопросов был вопрос о соотношении общественных и личных интересов. Старой системой деспотично руководила партия, а интересы частного бизнеса либо отсутствовали, либо находились в тени. Внезапно партию сменила новая выборная демократия. Новые политические лидеры, среди которых был и Лужков, неожиданно столкнулись с интересами множества новых частных предприятий. Интересы частного бизнеса вышли из тени, приобрели вес. При переходе от старого мира к новому грань между общественными интересами и личной выгодой оказалась размытой. Личные интересы удовлетворялись за счет общественного достояния, и новые руководители России, включая Лужкова, допускали это.
Смешение общественных интересов и частного бизнеса наметилось в непродолжительном конфликте, связанном с ролью Лужкова в компании “Оргкомитет”, которой каким-то образом удалось получить монопольное право на продажу частным владельцам принадлежащего городу жилья. В 1991 году Лужков, занимавший при Попове пост вице-мэра, возглавил “Оргкомитет”. Будучи городским чиновником, он передал “Оргкомитету” права на два дорогостоящих здания, что было очевидным злоупотреблением служебным положением {303} . После критики в печати и давления со стороны прокурора Лужков 22 апреля 1992 года ушел из компании. Помощник Лужкова сказал мне, что “Оргкомитет” был одной из множества сомнительных квазичастных компаний, получавших в 1990-е годы прибыль за счет города, и что Лужков попал в нее “случайно”. “Оргкомитет” был создан наряду с большим количеством других рыночных структур в период неопределенности. “Как только мы увидели, что он собой представляет, мы его тут же ликвидировали”, — позже сказал Лужков {304} .
Но “Оргкомитет” стал предтечей основной системы Лужкова, сочетавшей общественные и личные интересы. Этот подход стал очевиден в 1990-е годы с рождением гигантской корпорации, которой руководил близкий друг Лужкова, Евтушенков, бывший инженер-химик, тихий и осторожный человек в очках с металлической оправой, скромная манера поведения которого не соответствовала тому влиянию, которым он пользовался в окружении Лужкова.
Путь Евтушенкова к богатству начался в тихой бюрократической заводи — в Московском городском комитете по науке и технике. Роль комитета была незначительной, и возглавлявший его Евтушенков обнаружил, что бюджетные субсидии иссякли. В 1993 году, через год после того, как Лужков стал мэром, Евтушенков ушел в коммерцию. Он просто превратил свой маленький городской комитет в частную компанию. Первоначальный замысел, по его словам, заключался в том, чтобы обеспечить комитету доход взамен утраченных государственных субсидий. “Я, как и все, экспериментировал”, — объяснял Евтушенков. Его эксперименты оказались очень выгодными и привели к созданию разветвленного конгломерата с холдинговыми компаниями в области телефонной связи, электроники, страхования, туризма и в других сферах бизнеса. Компания получила название “Система” {305} .
Евтушенков рассказал мне, что является другом семьи Лужкова, но утверждал при этом, что не пользовался дружбой для того, чтобы обсуждать с Лужковым проблемы предпринимательской деятельности {306} . Один из помощников Лужкова сказал, что Евтушенков ближе к Лужкову, чем кто бы то ни было, за исключением Елены Батуриной. Евтушенков был шафером на их свадьбе. Жена Лужкова являлась президентом компании “Интеко”, занимавшейся производством пластмасс, которую Лужков называл главным источником доходов своей семьи. Однажды Евтушенков продал принадлежавшие ему 24 процента акций другого завода по производству пластмасс, “Алмеко”, компании Батуриной, которой она руководила вместе со своим братом Виктором {307} .
Источники первоначального капитала конгломерата “Система” неизвестны. Одной из версий поделился президент “Системы” Евгений Новицкий, сказавший, что конгломерат вырос из группы экспортно-импортных компаний, делавших легкие деньги в начале 1990-х на продаже российской нефти за границу и на импорте компьютеров. “Мы брали ссуды, покупали нефть, продавали ее на Западе. Потом покупали компьютеры, телевизоры, продукты питания и продавали их на местном рынке. Таким образом, образовался высокодоходный рынок. В 1993 году одна операция могла принести 100 процентов прибыли. Купи что-нибудь за доллар, продай за два”. Это была типичная история быстрого обогащения, характерная для той эпохи, но в ней ничего не говорилось о преимуществах, которые давала Евтушенкову дружба с мэром.