Олигархи. Богатство и власть в новой России
Шрифт:
Однако, как и у других магнатов, у Березовского не было таких денег и к тому же не было времени. Он познакомился с суперфинансистом Джорджем Соросом, который тратил сотни миллионов долларов на благотворительную деятельность в России, поддерживая гражданское общество и помогая российским ученым, писателям и преподавателям пережить трудные первые годы после развала Советского Союза. Алекс Гольдфарб, биолог, служивший когда-то связующим звеном между диссидентами и иностранными корреспондентами и поддерживавший близкие отношения с Соросом, был знаком и с Березовским. Предпринимая отчаянные попытки занять деньги, Березовский посетил Японию, Германию и Нью-Йорк в надежде получить кредит, который позволил бы ему купить “Сибнефть”. Но он наткнулся на стену отказов. Гольдфарб, присутствовавший на встрече Березовского с финансистами Уолл-стрита, вспоминал: “Инвесторы боялись, что все развалится. В то время Березовский был никем”.
После того как Березовский уехал из Нью-Йорка, Гольдфарб помог передать толстое досье документов по “Сибнефти”, часть которых была подготовлена и напечатана на скорую руку, финансовой команде Сороса в Нью-Йорке. Позже Березовский рассказал мне, что хотел получить от иностранцев на покупку “Сибнефти” 50 миллионов долларов {386} .
39
Перед тем как Кремль предпринял атаку на руководителя ЮКОСа Михаила Ходорковского, была сделана попытка слияния “Сибнефти” с ЮКОСом. Однако слияние компаний не состоялось, и в сентябре 2005 г. олигарх Роман Абрамович продал “Сибнефть" “Газпрому” за 13,1 миллиарда долларов. Продажа “Сибнефти” стала частью усилий Кремля, направленных на увеличение объема и влияния принадлежащих государству отраслей промышленности, особенно в сфере добычи полезных ископаемых. Количество акций “Газпрома”, принадлежащих государству, увеличилось с 38 до 51 процента. — (Прим, автора к русскому изданию.)
На протяжении 1995 года появлялись отдельные намеки на то, чем заняты магнаты, но полной картины не было. Наверное, полной картины и не могло быть, поскольку скрытные магнаты никогда не представляли собой сплоченную группу. Временные союзы и частые конфликты разделили их на несколько аморфных групп, состав которых постоянно менялся. В 1994—1995 годы лишь начинали формироваться кланы российского капитализма, которые позже легли в основу законченной системы соперничающих между собой могущественных и хорошо финансируемых групп политических деятелей, директоров предприятий, финансистов, журналистов и корпоративных служб безопасности.
Из хаоса и тьмы первых лет возник новый капиталистический левиафан, но распознать его истинную сущность было трудно. Всего за две недели до того, как в марте Потанин представил кабинету министров свой план “займы в обмен на акции”, один из членов клуба на Воробьевых горах, Олег Бойко, придал огласке некоторые моменты из частных бесед магнатов. Бойко описал создание “большой восьмерки” финансово-промышленных гигантов, намеревавшихся играть более важную роль в политике. Бойко назвал компании, а не людей: ЛогоВАЗ (Березовский), банк МЕНАТЕП (Ходорковский), банк “Столичный” (Смоленский), “Альфабанк” (Фридман), “Микродин” (Ефанов) и несколько других, связанных с “Газпромом”. Бойко, однако, не включил в этот список быстро набиравших вес Потанина или Виноградова. Не упоминая о еженедельных встречах на Воробьевых горах, Бойко точно описал тогдашние политические настроения магнатов, отсутствие у них конкретного политического покровителя и их обеспокоенность возможностью новых потрясений. Они хотели порядка. Комментарии Бойко, вызвавшие много разговоров о “великолепной восьмерке”, не содержали никаких намеков на реализацию плана “займы в обмен на акции”, которая была уже не за горами. Сам Бойко не участвовал в залоговых аукционах и позже исчез из поля зрения {388} .
Среди тех, кто в 1995 году заметил формирование клановой структуры российского капитализма, наибольшим даром предвидения обладала Ольга Крыштановская. Внешним видом — особенно привычкой собирать волосы в пучок — и манерой поведения она напоминала строгую учительницу. В действительности же она была очень проницательным социологом и специализировалась на изучении российской элиты, что и позволило ей заметить появившегося из тьмы левиафана. В начале 1990-х она проводила исследование, посещая одного бизнесмена за другим и пытаясь разобраться в деловой практике, финансах и морали “новых миллионеров”. Крыштановская со своей исследовательской группой, состоявшей из студентов, провела обстоятельное интервьюирование десятков бизнесменов. Некоторые приглашали их в свои роскошные мраморные дворцы, с другими они встречались на скамейке в парке. Один из будущих промышленников, по имени Каха Бендукидзе, в то время жил в однокомнатной квартире. Крыштановская кропотливо прослеживала, как они заработали свои первые деньги и как приумножали их. Она составляла списки богатейших бизнесменов и крупнейших банков, перепроверяла их по различным источникам, составляла диаграммы, пытаясь вычислить структуру компаний и империй. Затем она провела еще ряд интервью, чтобы выяснить, как они работают. Крыштановская заметила появление кланов и написала об этом полную прозрений статью, блестяще суммировав в ней историю конца 1980-х — начала 1990-х годов. Статья была опубликована в “Известиях” в январе 1996 года под заголовком “Финансовая олигархия в России”. Это был поворотный момент, привлекший внимание к действиям магнатов. Росло не только их богатство, но и политическое влияние. Крыштановская первой выдвинула идею, что магнаты формируют олигархию — небольшую группу людей, обладающих
Многое из того, что внешний мир знал о России в начале 1990-х, было связано с Ельциным и его борьбой за власть — этому были посвящены многие газетные заголовки. Но два дипломата, работавшие в Москве еще во времена Советского Союза, тоже обратили внимание на появление кланов летом и осенью 1995 года. Гленн Уоллер, проницательный австралийский дипломат, проработавший в Советском Союзе и России около десяти лет, написал в мае длинную и вдумчивую корреспонденцию о “финансово-промышленной элите” России, в которой фигурировали практически все ключевые члены клуба на Воробьевых горах. Более того, Уоллер увидел слияние богатства и власти, слияние финансовых и политических интересов, лежавшее в то время в основе деятельности Потанина, Ходорковского и Березовского. Он предупредил, что хотя приватизация дала новым магнатам невероятное богатство, их не следует считать похожими на западных титанов капитализма. “Отношения между предпринимателями и государством в России остаются очень близкими, — писал он, — даже кровосмесительными. “Новая” деловая элита выросла из советской системы. Многие (если не все) частные финансовые группы заработали свой первый капитал благодаря привилегированному доступу к фондам партии и комсомола или политическим контактам (по-русски: блату) в министерствах. Сейчас они продолжают полагаться на поддержку государства... Крупные предприниматели в России продолжают объединяться вокруг влиятельных политических лидеров” {389} .
Закоренелый скептик, американский дипломат Томас Грэм приехал в Москву летом 1995 года для прохождения второго периода службы. Грэм пытался объяснить самому себе и высшим чиновникам в Вашингтоне, как в рамках российского капитализма сформировались конкурирующие кланы и враждующие финансово-промышленные группы. То, что видел Грэм, не вписывалось в представления Вашингтона об отважных реформаторах, во главе с Ельциным и Чубайсом отбивающих атаки коммунистов.
Однажды из Вашингтона поступила просьба: пожалуйста, не употребляйте больше слово “клан”. Бюрократам из Государственного департамента оно не нравилось. “Они сказали, что слово “клан” имеет антропологическое значение и его нельзя применять, говоря о российской политике”, — вспоминал Грэм. Он внес поправку в свои сообщения, в которых теперь говорилось об “элитных группах, которые в России часто называют кланами”, и летом 1995 года начал копать глубже. Осенью он обратился в Вашингтон за разрешением опубликовать в России статью, излагающую его откровенное мнение о происходящем. Грэм сказал мне, что не рассчитывал получить разрешение, потому что дипломат должен проявлять сдержанность. Нечасто политическому советнику разрешали изложить собственное мнение в той стране, где он работал. Публичные заявления были уделом президентов и госсекретарей. Но разрешение было получено, и Грэм написал без обычных дипломатических тонкостей о том, что происходило вокруг. Статья была опубликована 23 ноября 1995 года в “Независимой газете”, которая незадолго до этого начала получать финансовую помощь от Березовского. Грэм заявил, что “в России возник новый режим”, характеризующийся постоянным, но энергичным соперничеством между конкурирующими кланами. О статье, занявшей целую страницу газеты, говорила вся Москва в течение нескольких дней. Грэм доказывал, что реальный баланс сил в России определяется не противостоянием Бориса Ельцина и парламента, реформаторов и реваншистов, а шумными столкновениями кланов. Он употребил слово “клан” без колебаний. Грэм выделил пять основных кланов, включая энергетическое лобби Черномырдина, московскую группу Лужкова, “партию войны” Коржакова и Чубайса с магнатами. Он сказал мне спустя годы, что допустил ошибку, поставив на пятое место злополучную Аграрную партию. Но, оглядываясь назад, можно сказать, что в статье точно схвачены зарождающиеся структуры, механизмы и методы финансовых и политических кланов.
Публикация вызвала негативную реакцию обоих государств. Русские заявили официальный протест американскому посольству, поскольку были уязвлены не выводами Грэма, а откровенностью, с которой он сделал их достоянием гласности. В Государственном департаменте статья Грэма прозвучала как раскат грома, так как в ней содержался намек на то, что Клинтона ввели в заблуждение, сосредоточив его внимание на Ельцине и молодых реформаторах, что появляются другие силы, не обязательно приверженные демократии западного образца. Это было не то, что хотела бы слышать американская администрация. Грэм сказал мне, что из-за переполоха, вызванного его статьей, готовился к неприятностям в Москве, опасаясь, что российские источники прекратят говорить с ним.
Но получилось наоборот. Картина, нарисованная Грэмом, магнатов не покоробила. Главный редактор опубликовавшей статью “Независимой газеты” Виталий Третьяков передал один экземпляр Березовскому, которому она так понравилась, что он пригласил Грэма для беседы в клуб ЛогоВАЗа {390} .
В конце декабря 1995 года история российских магнатов достигла поворотной точки. Потанин, Ходорковский и Березовский после завершения залоговых аукционов получили первые ключи от промышленности. Летом в Москву вернулся расширявший свою империю массмедиа осторожный Гусинский. Он вернулся, когда президент Клинтон приехал на встречу на высшем уровне с Ельциным, приуроченную к пятидесятой годовщине окончания Второй мировой войны. Гусинский полагал, что никто не доставит ему неприятности в то время, как в городе находится президент США, и был прав.
Между тем политические настроения в стране были мрачными. Во время выборов коммунисты получили наибольшее количество мест в Думе. Их лидер Зюганов имел хорошие шансы на победу на президентских выборах следующим летом. В январе чеченская война распространилась на соседний Дагестан, где произошло кровопролитное сражение между российскими войсками и небольшим отрядом чеченских сепаратистов, захвативших пограничное село Первомайское. В Кремле Ельцин находился под влиянием реакционера Коржакова и его “партии войны”. 16 января Ельцин внезапно уволил Чубайса с поста первого заместителя премьер-министра. Чубайс более четырех лет стоял у руля приватизации и экономической реформы, и его стали ненавидеть, связывая с ним все беды и волнения, которые пережили россияне. “Он распродал крупную промышленность за бесценок, — сказал Ельцин журналистам. — Мы не можем простить этого”.