Олимп
Шрифт:
В конце концов гигантский краб проговорил:
– Помнишь, я разглагольствовал на борту «Королевы Мэб» о великих творцах, сингулярностях человеческого гения, способных творить новые реальности? Ну или создавать универсальные Брано-ходы между мирами?
– Еще бы такое забыть. Мы все решили, что ты пошутил.
– Вовсе нет, – прогрохотал иониец. – Мой интерес к людям в итоге сосредоточился на писателях двадцатого – двадцать второго века от Рождества Христова. Я давно уже понял, что сознания Пруста и Джойса сыграли роль акушерок при рождении этих столетий.
– Не очень положительная рекомендация, если учесть то, что я помню из человеческой
– Нет. Вернее, да.
Несколько минут моравеки летели в молчании.
– Хочешь послушать одно стихотворение, с которым я встретился, когда был еще юнцом, едва появившимся из фабричных бункеров роста?
Капитан подлодки попытался представить себе новорожденного Орфу. Потом оставил бесполезную попытку.
– Хочу. Расскажи.
Манмут еще ни разу не слышал, как его друг читает стихи. Раскатистый голос звучал на удивление приятно:
После того как рокот ионийца утих, Манмут какое-то время молчал, стараясь оценить качество услышанного. Нелегкая задача, однако он чувствовал, что друг с нетерпением ожидает именно этого: под конец его голос даже слегка дрожал.
– Кто это написал? – спросил европеец.
– Не знаю, – ответил Орфу. – Одна поэтесса из двадцать первого столетия. [77] Не забывай, ведь я наткнулся на эту вещицу в ранней юности, до того как по-настоящему прочитал Пруста, Джойса или кого-либо из других серьезных авторов, но для меня она соединила Джойса и Пруста навек, словно нерасторжимые грани единого сознания, сингулярности человеческого гения и внезапного озарения. Так я и не избавился от того впечатления по сей день.
77
Имеется
– Очень похоже на мою первую встречу с шекспировскими сонетами… – заикнулся Манмут.
– Подключитесь к видеосигналу с «Королевы Мэб», – приказал Сума Четвертый всем, кто был на борту.
Капитан подлодки активировал видеоприемник.
Два человеческих существа бешено совокуплялись на просторной кровати, застеленной шелковыми простынями и яркими гобеленами. Энергия и откровенность этой сцены поразили европейца, много читавшего о сексуальных отношениях между людьми, но так и не удосужившегося поискать в архивах соответствующие видеозаписи.
– Что это? – полюбопытствовал Орфу по личной связи. – До меня доходят безумные телеметрические показатели: скачки кровяного давления, всплески дофамина и адреналина, ненормальное биение пульса… Кто-нибудь падает в пропасть?
– Э-э-э… – начал Манмут.
Фигуры перевернулись на бок, по-прежнему не разлучаясь, не прерывая ритмичного, почти ошалелого движения, и моравек впервые разглядел их лица.
Одиссей. Женщина походила на таинственную Сикораксу, встретившую ахейца на орбитальном городе-астероиде. Освобожденные от покровов ее ягодицы и груди казались еще более налитыми жизненным соком, хотя в данную минуту бюст красавицы сплющился о грудную клетку героя.
– М-м-м… – замялся Манмут.
Но Сума Четвертый вывел его из затруднения.
– Это не тот источник. Переключитесь на носовые камеры шлюпки.
Маленький европеец так и сделал, зная, что его друг обращается к тепловидению, радарам и прочим способам получить информацию об изображении, которыми еще располагает.
Космошлюпка подлетала к Парижу, некогда пробитому посередине черной дырой, но, как и на снимках с «Королевы Мэб», кратер совершенно исчез под гигантским куполом, сотканным из голубого льда. Ганимедянин связался с основным судном:
– А где наш многорукий приятель, который возвел эту красоту?
– Насколько мы видим с орбиты, – тут же радировал Астиг-Че, – поблизости нет Брано-Дыр. Во всяком случае, корабельные наблюдатели и спутники не засекли ни одной. Похоже, тварь недавно закончила кормиться в Аушвице, Хиросиме и прочих местах; должно быть, вернулась обратно в Париж.
– Вернулась, – констатировал Орфу по общей линии. – Посмотрите в инфракрасных лучах. Прямо в центре синей паутины, под верхней точкой купола, угнездилось нечто громадное и уродливое. Там на дне уйма термальных отверстий: очевидно, монстр подогревает свое гнездо за счет вулканического жара. Я почти различаю сотни длиннющих пальцев под мерцающими пятнами мозга.
– Что ж, – передал Манмут по личной связи, – все-таки это твой Париж. Город Пруста и…
Гораздо позже европеец изумлялся стремительной реакции Сумы Четвертого, даже если учесть подключение к управлению и центральному компьютеру космошлюпки.
Из разных точек ледяного купола взметнулось шесть молний. Моравеков спасла лишь приличная высота и, главное, мгновенные действия пилота.
Судно переключилось с прямоточных воздушно-реактивных двигателей на сверхзвуковые, метнулось вбок, достигнув перегрузки в семьдесят пять g, нырнуло, кувыркнулось и резко взмыло к северу. Шесть смертоносных лучей мощностью в миллиарды вольт промахнулись мимо цели всего на несколько сотен метров. Ударная взрывная волна дважды перевернула шлюпку, но Сума Четвертый не потерял контроль. Крылья стали плавниками, и судно умчалось прочь.
Еще один рывок в сторону, продуманный кувырок, и ганимедянин запустил систему полной невидимости, выстрелил изо всех раструбов и заполнил воздух над парижским голубым собором электрическими помехами.
Из города, погребенного под слоем льда, вылетела дюжина огненных сфер, взяла ускорение и устремилась на поиски цели. Манмут с необычным для него любопытством следил за сигналами радиолокатора, зная, что Орфу, связанный с локатором напрямую, должен чувствовать приближение плазменных снарядов.