Олимп
Шрифт:
Внезапно Зевс поднимается. Он излучает такое сияние, что тысяча бессмертных богов и один кратковечный человек в душном костюме хамелеона, незримый для остальных, но видимый на экране Гефеста всем наблюдателям из Тартара, испуганно пятятся, внимая речам Кронида:
Наполни ж нам Дедаловы фиалыБожественным напитком, Ганимед!И пусть из почвы, затканной цветами,Возникнут звуки триумфальных песен,Как возникает из земли росаПри первых звездах: пейте, пейте, боги!И пусть нектар, бегущий в ваших78
Здесь и далее используются изм. цитаты из П. Шелли «Освобождённый Прометей». Перев. К. Чемена.
Гефест отключает бронзово-стеклянный проектор. Гигантское окно, на время превратившее бездну Тартара в Залу Богов на Олимпе, мгновенно захлопывается, оставив титанов среди пепла, потоков лавы и смрадного багрового мрака. Расставив ноги для устойчивости, Ахиллес поднимает щит и выбрасывает перед собой богоубийственный клинок, потому что не имеет понятия, что будет дальше.
Несколько бесконечно долгих мгновений ничего не происходит. Грек ожидает воплей, криков, требований подтвердить увиденное и услышанное; Титаны должны зареветь, а целители – забегать по скалам, однако сотни гигантских фигур сидят не шелохнувшись и не издавая ни звука. Пронизанный багровыми отсветами лавы здешний воздух настолько мутен от вулканического дыма и пепла, что мужеубийца молча благодарит богов – или кого-нибудь в этом роде – за очки термокостюма, позволяющие четко видеть все, что творится вокруг. Мужчина исподволь косится на Брано-Дыру, открытую, по словам Гефеста, самой богиней Никтой. Пятидесятифутовый портал по-прежнему на месте, примерно в двух сотнях ярдов. Если завяжется схватка, если Демогоргон решит закусить бессмертным карликом и ахейским героем, быстроногий намерен броситься к Брано-Дыре, пусть даже на каждом шагу ему придется прокладывать себе дорогу по трупам титанов и чудовищ.
Молчание затягивается. Среди уродливых утесов и еще более уродливых разумных тварей злобно воют черные ветры. Вулканы кипят, изрыгая лаву, но Демогоргон не издает ни слова.
В конце концов он изрекает:
– СЛУЖИТЕЛЬ ЗЛА В ЛЮБОМ ОБЛИЧЬЕ – РАБ. ТАКОВ ЗЕВС ИЛИ НЕТ – НАМ НЕИЗВЕСТНО.
– Какого зла?! – рычит титан Крон. – Мой сын помешался! Он узурпатор из узурпаторов!
Голос Реи, матери Громовержца, звучит еще громче:
– Зевс – раб своих желаний. Земли отступник он, изгой Олимпа и должен сам испить поток неисцелимых зол за собственное вероломство. Пусть в наказание висит в аду, прикованный алмазными цепями.
Тут вмешивается Целитель-чудовище; Ахилл с изумлением слышит в его речах довольно женственные нотки:
– Зевс перешел все грани. Поначалу он подражал самой Судьбе, а после стал глумиться.
Один из бессмертных часов рокочет с вершины каменного обрыва:
– Для Гибели нет имени ужасней, чем самозванец, Зевс.
Быстроногий хватается за ближайший затрясшийся валун, испугавшись, что вулкан за спиной Демогоргона вдруг начал извергаться, но это всего лишь приглушенный ропот собравшихся.
Тут подает голос брат Крона, косматый Крий, стоящий посреди потока расплавленной лавы:
– Пусть узурпатор подлый погрузится в
– Твое слово, ужасный призрак! – восклицает многорукий возница, обращаясь к Демогоргону.
– ВСЕМ ПРАВИТ МИЛОСЕРДНЫЙ БОГ. – Эхо слов гиганта, лишенного очертаний, раскатывается среди острых пиков и долин Тартара. – ЗЕВС НЕ ВСЕМОГУЩ. ОН БОЛЬШЕ НЕ ДОЛЖЕН ЦАРИТЬ НА ОЛИМПЕ.
Секунду назад Ахиллес был уверен, что скрытый под покровом Демогоргон бестелесен, но вдруг великан поднимает руку в тяжелых складках ниспадающей ткани и растопыривает жуткие пальцы.
Брано-Дыра в двух сотнях ярдов за спиной хромоногого кузнеца словно по приказу взмывает в воздух, зависает над сонмом чудовищ, расползается в ширину и начинает опускаться.
– СЛОВА ПУСТЫ, В НИХ ПРАВДЫ НЕТ, – гремит Демогоргон, покуда алый круг пламени накрывает всех собравшихся. – БОЛЬ – ВОТ ЕДИНСТВЕННЫЙ И ВЕРНЫЙ НАШ ОТВЕТ!
Гефест хватает ахейца за руку. Бессмертный карлик дико ухмыляется в нечесаную бороду:
– Ну, держись, парень.
79
События обернулись неожиданным, отчаянным, почти бредовым образом, но Манмут был счастлив, как никогда.
Космошлюпка зависла низко над водой и сбросила «Смуглую леди» в океан примерно в пятнадцати километрах к северу от опасных координат критических сингулярностей. Сума Четвертый не желал, чтобы всплеск разбудил семьсот шестьдесят восемь обнаруженных черных дыр, вероятно, заключенных внутри боеголовок на древней затонувшей субмарине, которую засекли приборы, – и никто не стал возражать.
Если бы у маленького европейца был рот, моравек ухмылялся бы как последний идиот. «Смуглая леди», созданная для исследований и спасательных работ подо льдом, в условиях кошмарного давления и кромешной, как у Бога за пазухой, тьмы на спутнике Юпитера, отлично повела себя в глубинах земного Атлантического океана.
Не просто отлично, а на отлично с плюсом.
– Как жаль, что ты не видишь, – промолвил Манмут по частной линии.
Друзья вновь остались наедине. Остальные не выказали особого желания взглянуть на семьсот шестьдесят восемь скрытых, но близких к критическому состоянию черных дырок, и космошлюпка поспешила удалиться: Сума Четвертый отправился далее на разведку, на сей раз – к восточной морской границе Северной Америки.
– Я «вижу» сигналы радаров, сонаров и тепловое изображение, – откликнулся Орфу.
– Да, но это не то же самое. Здесь так много света! А до поверхности более двадцати метров. Даже когда Юпитер сиял в полную силу, его лучи проникали через разводья не глубже нескольких метров.
– Вот красота, должно быть, – заметил иониец.
– Еще какая, – подхватил Манмут, не обращая внимания на иронический тон товарища. – От солнечных лучей все вокруг мерцает и играет зелеными бликами. Даже моя «Леди» в растерянности.
– А что, она воспринимает свет?
– Конечно, – сказал капитан подлодки. – Ее работа – докладывать мне обо всем, в нужное время поставлять подходящие данные, так что «Леди» вполне разумна, чтобы почувствовать, как переменилось освещение, гравитация, ощутить красоту. Ей тоже здесь нравится.
– Вот и хорошо, – громыхнул гигантский краб. – Тогда лучше не порть своей подружке настроение и не говори, куда мы держим путь.