Олимпиада

tower

— Цветочек, дырку прожжешь, — передразнивая интонацию Сириуса, оскалился Нотт, и я резко отвела взгляд.

Всё-таки, он по-прежнему являлся аристократом, у которого в крови потребность насмехаться над кем-то, кто ниже по статусу. Не знаю, что заставило меня спустя два дня добровольного заточения выбраться на кухню, принести книгу Стивенсона Коулу и усесться с ним рядом. Не знаю, даже не спрашивайте, но увидеть удивленный взгляд Слизеринца дорогого стоит.

— Что это? — ошарашенно спросил Нотт, спокойно попивавший до этого черный чай. Он вертел в руках потрепанный экземпляр «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда», но смотрел в упор на меня. Видимо, он думал, что я каким-то образом подложила туда

бомбу или другую магловскую фигню, о которой не понаслышке известно волшебникам.

— Не поверишь, книга! — я взмахнула руками, придав глазам самое невинное выражение. Коул вопросительно изогнул бровь и поджал губы, выражая крайнюю степень неудовольствия. Впрочем, ему полезно. Я устало плюхнулась на стул, озадаченно разглядывая окружающий ландшафт и надеясь на то, что уныние рано или поздно снимет натиск, — Тебе стоит прочесть этот роман, — неслышно просипела я, подперев голову рукой. — Ты узнаешь занимательную историю о борьбе добра и зла внутри человека.

Коул хмыкнул, а потом открыл книгу, и всё как-то само понеслось. Мы окунулись в громогласную тишину, полностью отдавшись ей. Зачем я все-таки притащила этот роман? Потому что я хотела показать, что бывает, когда человек не споротивляется злу внутри себя, когда губит доброту. И пускай это ему не поможет и рано или поздно мы встретимся на поле боя, я буду уверена — он не забудет меня. А потом я задумалась, если Харли Вайт действительно при смерти и скоро умрет, забудут ли Слизернцы её? Сможет ли Люис Лунн жить дальше? Я моргнула, вспомнив последнюю мольбу девочки, и поняла, что я действительно влипла в историю, от которой мне стоило бы держаться подальше.

— Коул, — тихо позвала я, не надеясь услышать ответ.

— М?

— Я хочу увидеться с Харли.

Нотт вздрогнул, искоса глянув на меня. Под этим чертовски проникновенным взглядом я почувствовала себя назойливой, но ничего не могла поделать с этим чувством надежды на встречу. Почему меня так тянуло к Харли Вайт? Отчего я хотела окунуться с головой в эту историю? Вопросы по-прежнему оставались без ответа, а любопытство возрастало в прогрессии.

— Нет, — холодно отрезал Коул, впившись взглядом в книгу и делая вид, словно меня здесь и вовсе нет. Если бы я могла сейчас чувствовать хоть что-то помимо чувства пустоты, то непременно завелась и высказала бы пару ласковых. Только вот со временем понимаешь, злиться дело бесполезное и нудное. Поэтому я лишь смотрела и смотрела на него, пока Нотт всё-таки не поднял свои серые дымки зрачков и не прочитал по моему взгляду лишь одно: «Я знаю кое-что, чёрт возьми. Но хочу узнать полностью».

Нотт облизнул губы и, захлопнув книгу, поднялся из-за стола. Надо отдать себе должное — это был провал.

— Спасибо за книгу, Эванс, — холодно отчеканил он, пытаясь поспешно скрыться за поворотом, но я резко схватила его за руку. Коул окинул меня недобрым взглядом, но все же промолчал.

— Она действительно скоро умрет?

Коул вздрогнул и нервно сглотнул, дёрнув кадыком. Парень смотрел на меня как-то странно, с долей отчаянья и раздражения, что-то прикидывая в уме. В это мгновение, будто бы пропали все звуки, а понимание оползнем свалилось на наши плечи.

— Я без понятия, откуда ты об этом узнала, — наконец нашёл что ответить Коул. — Но не стоит идти на поводу у своего любопытства, потому что, когда ты обожжёшься, всем будет плевать.

Я внимательно наблюдала за выражением его лица, не отпуская руку. Нотт тоже отчего-то не спешил этого делать, всем своим видом пытаясь показать мне, что это действительно, черт побери, ужасная идея. Может быть, стоит иногда умерять своё любопытство, но это дурное чувство пронизало меня полностью. Это чувство заставило меня жить и выйти из комнаты, в которой я сидела, пытаясь собраться с мыслями.

— Эванс? — услышала я голос Сириуса, и мы — я и Коул —

резко отпрыгнули друг от друга, повернувшись назад. Передо мной стояли Мародеры, с мокрыми волосами и обнаженными по пояс телами. Рядом с ними стояла Алида, а также мои соседки, прожигающие меня взглядом.

Чёрт.

Мерлин, да за что?

Я внимательно поглядела на Джеймса, который лениво рассматривал кухонный стол и чье выражение лица невозможно было прочитать. Облизнув сухие губы, я почувствовала странных страх, будто бы Поттер поймет всё неправильно, будто бы он подумает совсем не то. Почувствовав мой взгляд, он поднял голову и изогнул бровь, безразлично глядя на нас. А затем, фыркнув, прошел вперёд, бросив на ходу:

— Спектакль окончен, Эванс?

Не могу сказать, что больше причинило мне боль — эта едкая реплика или его полное равнодушие? Отчего-то захотелось накричать на Джеймса, развернуть к себе лицом и высказать этому самодовольному бузотёру всё, что накипело. Проклятая ярость охватила меня, пробралась в самые потаённый уголки души. В конце концов, это же всего лишь Поттер. Какое мне дело до него? Вновь посмотрев на Коула, я заметила странный взгляд, который он бросил на меня. И это напрочь выбило из меня остатки спокойствия и благоразумия. Я резко встала и, не обращая никакого внимания на реплику вожатой, быстро покинула дом, наспех накинув на плечи кофту. Стремительно выбежав из-за калитки, я обреченно побрела по направлению к океану, понимая, что проблем теперь не оберусь.

На улице было прохладно, багряное небо еле-еле освещало мне путь, а шелест сухих кустарников навевал уныние, от которого мне некуда было бежать. И тогда я задумалась, что же мешает мне делать то, что я хочу? Что мешает мне меняться? Что мешает последовать совету Джеймса Поттера? Неужели мизерный страх или полное безразличие к своей персоне? Нет. Я нервно шаркала, огибая поле, иногда царапая ногу сухой нескошенной травой. Прекрасно осведомленная в своем одиночестве, я естественно не думала, что кто-то побежит за мной. Как сказал Коул? Всем будет плевать? Что ж, надо отдать ему должное, он был до безобразия прав. В этот мире ты всегда будешь один. Никто никогда не увидит твою боль, пока она не доведет тебя до состояния истерики. Никто не будет принимать тебя, если ты не горишь, как чёртов фонарь на улице.

Когда я дошла до океана, уже начали сгущаться сумерки. Мне было плевать, что, возможно, кто-то пойдет меня искать или, быть может, начнет волноваться. Потому что я была достаточно реалистична, чтобы понимать — до меня нет никакого дела ровным счетом никому. Плюхнувшись на ветхую лавочку, я подняла голову навстречу освежающему лицо теплому ветру. Хотелось проснуться другим человеком. Без каких-либо усилий, просто заснуть и стать полностью обновленным. Подогнув ноги, я безучастно поглядела на спокойную воду, еле-еле колеблющуюся из-за ветерка. На улице не было никого и именно сейчас казалось, будто наступило долгожданное умиротворение. Хотелось бы вот так провести эту жизнь, послав к чёрту пресловутое общество и коммуникабельность. Некоторым не дано общаться с людьми, знакомиться или встречаться. Некоторые до конца своей жизни так и остаются одинокими и непонятыми.

Я вздрогнула, услышав чьи-то шаги. Какой идиот может гулять в такое время? Я оглянулась, тяжело вздохнула и не могла больше пошевелиться. Потому что прямо навстречу мне шли Харли и Люис. Они весело жестикулировали, глядя не на дорогу, а только друг другу в глаза. Я впервые видела такое неописуемое счастье на лице Лунна и тот восторг, с которым он глядел на свою спутницу. Харли выглядела не настолько бледной, как в прошлый раз, а улыбка на её губах была настолько искренней и солнечной, что улыбаться захотелось и мне. И глядя на них, я впервые осознавала, что же такое счастье. Ведь их лица сверкали так ярко, что хватило бы на все мои мрачные дни.