Он не хотел предавать
Шрифт:
— Как мне найти Аксенова? — перекрикивая шум, спросил Мочалов у проходившего мимо человека.
Человек в грязном комбинезоне неопределенно махнул рукой в сторону полукруглого ангара:
— В гараже спросите!
Мочалов кивнул.
Испытательный полигон научно-исследовательского института автомобильной промышленности был похож на поле танкового сражения, всхолмленное буграми и иссеченное буераками. В тумане там и сям пестрели среди поля красно-белые полосатые тумбы. Мочалов хотел было пройти через поле напрямки, но тут же едва
Мочалов последовал их доброму совету — толкнул дверь.
Человек, которого он искал, стоял над открытым капотом автомобиля, состоящего из металлического скелета и двигателя, и с видом хирурга обтирал руки ветошкой.
— Здравствуйте! — окликнул его следователь.
Тот обернулся и неопределенно кивнул. Подойдя ближе, Мочалов рассмотрел на лице Аксенова сеточку белесых мелких рубцов — следов старой аварии.
— Валентин Петрович? Это я вам звонил вчера, — протягивая руку, представился он.
Аксенову на вид было лет шестьдесят. По-цыгански кудряв, черноволос и кареглаз и, как рассказывали о нем, вспыльчив и горяч тоже по-цыгански. Родом он был с Кубани, из казацкой станицы под Армавиром, за свою жизнь сменил много профессий: был гонщиком, каскадером, тренером, работал в кремлевском гараже, водил «Чайку», на сочинской даче Брежнева заведовал личным гаражом генсека. Мочалову его посоветовали как лучшего специалиста в своей области.
— Можем мы с вами в каком-нибудь спокойном месте поговорить? — надрывая горло, прокричал следователь.
Рядом с оглушительным визгом работала электродрель, рассыпая во все стороны бенгальские искры.
Аксенов огляделся по сторонам, бросил ветошку в ящик с инструментами и кивком пригласил следователя идти за ним. Они вышли из гаража, прошли сотню метров, снова вошли в гараж, но уже с другой стороны ангара, и поднялись по металлической лестнице в стеклянную будку, похожую на кабинку спортивного комментатора. Отсюда был виден весь полигон.
Мочалов расстегнул папку и разложил на столе перед Аксеновым фотографии с места аварии:
— Иван Сергеевич порекомендовал мне обратиться именно к вам. Он помнит, как вы ему тогда помогли. Привет вам передает.
— Спасибо, и вы ему от меня передавайте.
Аксенов пошарил в кармане серой спецовки, нашел очки и с интересом стал рассматривать снимки. При виде груды обломков, оставшихся от «лексуса» Завальнюка, он сочувственно покивал головой:
— М-да…
— Валентин Петрович, вот вы самый опытный человек, скажите, на ваш взгляд, могла эта авария произойти неслучайно? Мог водитель совершить такой наезд с целью убийства пассажира?
Аксенов
— Трудно сказать, — наконец произнес механик. — А где сейчас обломки машины?
— Ржавеют на стоянке, коли уже не попали в металлолом. Если нужно, я постараюсь их вам сюда доставить.
— Автогеном резали?
— Пришлось. Иначе тело никак не могли извлечь.
— Комиссия на месте аварии работала?
— Да. Вот их отчет, я вам могу оставить копию. Я, знаете, не специалист…
Аксенов взял из рук следователя папку, внимательно прочитал экспертный отчет. Отложил папку в сторону. Подумал.
— Нет, — сказал он. — Я думаю, вряд ли.
— Что — вряд ли?
— При таких условиях совершить умышленный наезд? При почти нулевой видимости, ночью?.. Чистое самоубийство.
— Но теоретически? Хотя бы чисто теоретически?
Аксенов снял очки. Потер переносицу.
— Ну не знаю. Чисто теоретически многое можно допустить. Чисто теоретически вон ученые говорят, что через пятнадцать лет на нас метеорит упадет и Земля погибнет. Так что, думаете, он упадет? Навряд ли. А почему? Потому что вероятность напрямую зависит от количества аналогичных случаев. Вы мне можете привести аналогичный пример катастрофы?
Мочалов отрицательно покачал головой.
— Вот и я тоже, — подтвердил Аксенов.
— То есть вы уверены на все сто, что это несчастный случай?
— На девяносто пять, — поправил Аксенов. — Еще процентов пять — серая зона. Как на детекторе лжи. Может, так, а может, и эдак… Трактовать можно по-разному.
— То есть в принципе в порядке бреда можно допустить, что нашелся такой водитель, который согласился за огромную сумму рискнуть здоровьем и совершить такой наезд? — упрямо гнул Мочалов.
Аксенов, глядя на него, даже рассмеялся.
— Я свое, а вы свое?.. Говорю же, допускать можно всякое, но в жизни такого не могло быть. Жизнь — это жизнь.
— Почему не могло быть?
— Во-первых, водитель рисковал нездоровьем, он жизнью рисковал.
— Допустим, нашелся такой.
Аксенов скептически покачал головой:
— Ну тогда он бы там и остался.
— То есть?
— Не выжил бы. Рисковать мог кто угодно, любой дурак, самоубийца, шизофреник, дай ему денег, мог бы пойти на такое. Если, как вы говорите, допускать в порядке бреда…
— Ну?
— Ну пошел и погиб… Это обязательно. Но весь фокус в том, что он выжил. Вот что странно. Выжил, и даже не в инвалидном кресле остался, остаток жизни через трубку лекарства сосать, а даже остался здоров. Что такое перелом и сотрясение мозга? То же самое, что с велосипеда упасть. А он вышел из-под ножа. Выскользнул, как глист. Вот в чем фокус! Да если бы такой водитель нашелся, я бы его вам по имени назвал. Но я вам повторяю: таких нет. Вот здесь у нас все лучшие водители, чемпионы собрались, и что? Ни один из них на такое неспособен, ни-ни!