Он не хотел предавать
Шрифт:
Яцек недоверчиво принюхался к своему стакану, словно пытался по запаху вычислить аромат «райских зерен». По лицу Гольцова он догадался, что случилось что-то плохое, и спросил:
— Ну? Что?
— Олег был прав. Малышев предупредил Лежнева об аресте, — оказал Георгий.
Наступила тишина. Все посмотрели в его сторону.
— Он отправил сообщение по Интернету со своего домашнего компьютера, — объяснил Гольцов.
— Как ты узнал? — спросил Мочалов.
— Забрал его винчестер и подключил к машине Яцека. К счастью, а может, к несчастью, но Юра сохранил текст письма. Вот, можете
Он положил на стол лист бумаги.
«Здравствуйте!
Вы меня не знаете. Я офицер Российского бюро Интерпола, пишу вам по просьбе Л. К. Ваше местонахождение установлено полицией, вы взяты под наблюдение. Со дня на день будет издано международное уведомление о вашем аресте и экстрадиции в Россию. Ваше появление в Москве крайне нежелательно и тяжело для Л. К. Без вас ее ситуация решится быстрее в ее пользу. Постарайтесь исчезнуть! Это просьба Л. Со своей стороны, рекомендую немедленно уехать арендованным автомобилем в Италию, оттуда паромом в Грецию, оттуда сразу же самолетом в Дамаск или Амман. Оттуда можете лететь куда угодно, кроме стран Европы и Северной Африки. Передаю вам слова Л. К.: «Без жертвы нет удачи», чтобы вы поверили, что я пишу по ее поручению.
Поторопитесь!»
— Дурак! Какой дурак! — простонал Яцек, качая головой.
— Любопытно, что Кричевская плела Юре на этот раз? Ведь все улики, казалось, оборачивались против нее: подсунуть мужу водителя-профи, гонщика с темным прошлым, — это высший пилотаж наглости.
— Она такая и есть, — заметил Мочалов, — наглая и самоуверенная. Даже не заметает как следует следы, действует в открытую. Что бы она ни наплела, но Юра ей поверил.
— Интересно, а когда Малышев понял, что Кричевская его дурит? — вслух подумал Яцек.
Простой на первый взгляд вопрос вызвал легкое замешательство в рядах бойцов.
— Как — когда? Ну… Понятно, что незадолго до того, как застрелился, — ответил Мочалов.
— Понятно, что не после, — в тон ему съязвил Михальский.
— А если без ерничанья?
— А если без, — посерьезнел Яцек, — смотрите: вот Малышев летит с Кричевской в самолете. Она ему бает о своей несчастной доле, он сочувствует, дальше — больше, туман в мозгах и так далее… Верю! — воскликнул он тоном Станиславского. — Убедительно. Допускаю, что так оно было. Затем что? Затем Малышеву совершенно случайно вот этот дурень Гошка поручает навести справки о похожей автокатастрофе. И Малышев узнаёт, что наш любимый друг Петя Лежнев уже однажды вляпался по самое не могу в идентичную аварию. Малышев моментально понял, что эту информацию можно использовать как дышло. Смотря к кому она попадет.
— Да уж, попала бы она тогда ко мне! — мечтательно протянул следователь.
По тону его читалось, что, если бы до суда над Кричевской ему попала эта бумага, Мочалов мог бы с полным правом воскликнуть: «Полцарства за коня!» — если коня приравнять к трудовой биографии «простого русского парня» Пьера Луи Леже.
— С этим моментом мне все тоже более-менее ясно. Допускаю, что в самолете Кричевская взрыхлила почву…
— И полила ее французскими духами, — вставил Георгий.
— Да хоть бы и слезами. Она валила все
— Так, — подтвердил Мочалов.
— Она убеждает Малышева предупредить Леже, чтобы его не сцапали. Неважно, что плела, но логично все укладывается, не так ли?
— Так.
— Кстати! — неожиданно осенило Мочалова. — Если Кричевская знала контактные координаты Лежнева… Значит, они поддерживали связь? Значит, и у него должны были иметься ее контактные координаты?!
Георгий чуть дернулся на стуле, покосился на следователя: молодец, дело говоришь, но подожди пока, не перебивай.
— Ну? — поторопил он Яцека.
— Баранки гну. Повторяю вопрос: как Малышев понял, что его, откровенно говоря, поимели? Что произошло?
Молчание было ему ответом. Сам же Яцек и продолжил:
— Допустим, Малышев ее любил и поверил ей. На суде Кричевскую оправдали. Зачем стреляться? Впору шампанское пить. Впору на Сейшельских островах проматывать миллионы покойника, если Малышев верит, что Кричевская их честно унаследовала. А он вдруг бах — и застрелился. Не находите в этом маленькой логической неувязочки?
Яцек обвел присутствующих взглядом победителя.
— Можно допустить, что у Малышева были другие мотивы кроме личных симпатий к Кричевской, — глядя в сторону, ответил Георгий. — Допустим, Кричевская посулила Малышеву золотые горы, а у Юры — невеста. Семью заводить — нужны бабки, своя квартира нужна, да мало ли что еще! Заела человека нищета.
— Что ж, по-человечески очень даже понятно, — оценил Михальский.
— А застрелился Малышев потому, что Кричевская его обула. Обманула, исчезла и гроша ломаного за труды не дала. Вот он и впал в тоску. Тоже понять можно: таких дров наломал, служебный подлог совершил, знал, что рано или поздно все всплывет. Да и совесть, наверное, стала мучить…
— Ага, — процедил Яцек. — Натощак это особенно часто случается.
Гольцов нахмурился, замолчал.
— Тебе как эта версия? — задал Яцек вопрос следователю.
Мочалов скривился. Молча порылся в черной прокурорской папке и извлек позапрошлогодний, изрядно помятый и надорванный на корешке номер журнала «Медведь».
Покраснев, объяснил:
— Взял с собой на всякий случай.
Журнал открылся на развороте, и все сразу стало очевидно без слов и философских выкладок.
— Это Любовь?
При одном взгляде на женщину, раскинувшуюся в смелой позе на медвежьей шкуре перед горящим камином, любые финансовые доводы казались оскорбительными.
— Только кастрат может служить такой женщине за деньги, — резюмировал Михальский. — Что-то произошло в промежутке между этим письмом и судом над Кричевской. Ты знаешь, когда Малышев отправил это письмо?
— Знаю, — кивнул Георгий. — Одиннадцатого февраля.
— А вышла Кричевская на свободу когда?
— Двадцать седьмого, — с содроганием вспомнил Мочалов. — Никогда этот день не забуду.