Он не отпустит
Шрифт:
Игнат приобнял меня, еще раз впился в губы, и пошел за Пашей, по пути набирая что-то в телефоне.
Глава 13
Наше время
ИГНАТ
– Что ты сказала?
– Я… я отдам тебе дочь. Родится, и забирай! – выкрикнула Слава, умываясь слезами. – Все равно, я ничего к ней не чувствую. Так будет лучше. Так что как родится – приезжай за ней в роддом,
Не могу оставить.
Потому и держу, не позволяю Славе убежать от меня. И никогда не позволю.
– Ты не понимаешь, что говоришь. Ты просто не в себе, – покачал я головой.
– Тебе нравится так думать – что я не в себе. Могу бумаги какие угодно подписать, что ты получишь ребенка. Но с условием, что ко мне ты, Игнат, никогда не приблизишься, – попыталась она вырваться.
Нет уж.
Больше не позволю.
И слушать сейчас не стану то, что Слава говорит. Её слова – вода, потом сама же и пожалеет.
Или не пожалеет? Что, если она настолько ненавидит нашего ребенка, что готова отдать его даже не мне, а любому, кто попросит? Что, если она именно так и хотела сделать – оставить дочь в роддоме?
А аборт не сделала, потому что родители запретили…
– Идем, – приобнял Славу, не обращая внимания на её тычки и брыкание, и повел в подъезд. – Тише, моя хорошая. Я отведу тебя домой, тебе нужно отдохнуть.
– Тебе туда нельзя. Убирайся, – оттолкнула она меня.
И сникла.
Как-то резко. Только что была у Славы энергия, и будто всю её выкачали резко. Осунулась, обхватила себя тонкими, длинными руками, и даже слезы пропали.
– Тебе нельзя ко мне домой. Я ничего не рассказала родителям, я с ними сейчас живу. Нельзя, чтобы они узнали обо всем.
– Защищаешь меня? – через силу спросил, испытывая немалое к себе отвращение.
Слава не рассказала ни отцу, ни матери, почему мы расстались. Может, все еще любит? Потому и не поделилась. Хотя… дьявол, как можно любить меня после того, что я с ней сделал?
Я сам себе отвратителен. И не думал, что смогу так поступить с любой женщиной, не то что с любимой.
Но поступил. И этого не исправить.
– Я защищаю себя. Не тебя. Не хочу, чтобы они меня жалели, чтобы сидели рядом со мной и за руку держали. Жизнь им не хочу портить.
– Значит, расскажу я, – кивнул я решительно, и подтолкнул Славу в кабину лифта.
– Ты не посмеешь!
– Я это сделаю. Пусть узнают.
– Зачем? – прохрипела она, и прижала пальцы к вискам. – Папа тебя убьет. А мама… мама заявление в полицию напишет. В тюрьму захотелось?
– Я ведь заслужил. Так что пусть убивают, пусть сажают. Пусть все будет честно, любимая моя.
Слава дернулась от моих слов. Не от того, что я сказал про свое убийство, а когда её любимой назвал.
Ей… неприятно? Горько?
Или, все же, что-то у нее осталось ко мне?
– Всегда по-своему поступаешь? А обо мне подумать не хочешь? Хоть разок, Игнат,– в голосе ее горечь.
– Я
И это правда.
Я с юности знал, что не совсем нормален. Мне важен был контроль, полная принадлежность мне. Потому и оставил мысль о семье, о серьезных отношениях, предпочитая общество профессионалок.
А тут Слава. И отношения, начавшиеся ненормально стремительно. Слишком быстро, как я сейчас понимаю.
Тогда я думал, что успокаиваюсь рядом с ней. Пытался сдерживать свою темную сторону, и иногда получалось. Чаще всего. А в один момент у меня сорвало крышу, и я понял, что я не то что несколько ненормален, я – абсолютный псих. И поступил со Славой так жестоко, как только может поступить мужчина. Разве что не избил её, хоть на этом спасибо.
Но как только за ней закрылась дверь полгода назад, я начал скучать. И не смог перестать любить, не смог забыть. Вернуть хотел сразу же, поддаться своим демонам, и запереть Славу дома. Чтобы только моей была, чтобы слушалась беспрекословно. Запретить ей выходить без меня из квартиры, сделать полностью зависимой – это казалось соблазнительным.
Чтобы только моя была, и ничья.
Сдержался.
Заставил себя отпустить Славу. Чтобы жила счастливо, без меня. К мозгоправу пошел. Работы еще много предстоит, но многое внутри себя я уже переосмыслил, подлечил. Нужно было раньше идти к душеведам. В юности еще. Тогда я бы не испортил жизнь себе, Славе, и, возможно, нашей с ней дочери. Но ведь лучше поздно, чем вообще никогда.
Я твердил, и твердил себе, что Славе стоит дать свободу. Что я не буду ее искать. Твердил, но понимал, что скоро сорвусь, и поеду за ней, найду, где бы она ни была. А затем получил фото от Рамиля, и на этом фото – беременная Слава. К тому времени я уже знал, что она не виновата в том, во что я поверил. Я уже знал, что наказал её зря.
И приехал. Приехал, чтобы своими глазами увидеть, что я с ней сделал. Потому, если её отец решит меня убить, то я даже от пули или ножа уворачиваться не стану. И наручники позволю на себя надеть.
– Ты думаешь только обо мне? – переспросила Слава, когда мы вышли из лифта. – Тогда не говори ничего моим родителям. Я не хочу, чтобы они знали о прошлом. Ты уступишь мне в этом?
Слава внимательно вгляделась в мое лицо. Требовательно, настойчиво.
Уступить ей? В мелочи – да, но не в таком.
– Я могу не говорить им сейчас. Расскажу позже. Вместе расскажем.
– Посмотрим, – кивнула Слава. – А я пока подготовлю маму к тому, что ребенка заберешь ты.
Она старается говорить о том, что отдаст мне нашу дочь спокойно и холодно, но в глазах стоит ужас.
Не верю, что Слава на это способна. Просто не верю.
Запуталась она. И я могу это понять.
– Я не стану забирать у тебя нашу малышку, – обхватил её плечи, хотел прижать к себе.
Хоть бы еще раз обнять, вдохнуть её цветочно-цитрусовый аромат. Поцеловать… просто, черт возьми, поцеловать.