Он, Она и Париж
Шрифт:
Миную ресепшн и парикмахерский отдел, занимающий самую большую часть помещения. За ним находится кабинет татуажа, где Вик уже трудится над чьим-то лицом — я вижу два размытых силуэта через матовое стекло. Рядом с ее рабочей пещерой, как она ее называет — мой маникюрный закуток.
Через пятнадцать минут придет моя первая клиентка по записи, которая ходит ко мне уже больше года. Про себя я зову ее Мадам. Но до этого еще есть время зайти в комнату отдыха персонала, где мы переодеваемся, надеть белоснежный халат, потом открыть свой маникюрный закуток, приготовить инструменты, сесть в мягкое клиентское кресло
Это тоже мой маленький дурацкий ритуал — утонуть в мягкой, податливой коже, и представить, что сейчас войдет маникюрша, и примется чистить, пилить и красить мои коготки. А я сижу вся такая богатая, успешная, на понтах, и снисходительно смотрю на ее хвостик, завязанный на затылке простой резинкой.
Интересно, о чем она мечтает, эта девочка с хвостиком, когда пилит чужие успешные коготки, умеющие цепляться за жизнь? Может о том, что когда-нибудь и она тоже сядет в такое же кресло, сверкая бриллиантами колец и, блеснув белоснежными зубными винирами, скажет: «Привет, милая, как дела?» Пустые слова, вибрация воздуха под носом, означающая вежливость господина, не желающего обидеть хорошего слугу.
А девочка и вправду мечтала о принце, в которого однажды превратится тот, с кем ее свела судьба. Превращение состоялось, но ритуал остался. Бесполезный и пустой как это самое «привет, милая». Но именно бесполезные привычки и есть наша индивидуальность. Неповторимая. Только наша. В которую не залезут ничьи любопытные когти, если только мы сами их туда не пустим.
Сейчас я сама могу прийти в любой самый дорогой салон и снисходительно улыбнуться девушке-маникюрше, садясь в мягкое кресло, а после оставить ей хорошие чаевые — ведь я прекрасно знаю цену этим приятным бонусам. Но почему-то не хожу, делая себе ногти самостоятельно. Может потому, что боюсь реально почувствовать себя по ту сторону маникюрного столика, где в мягком, обволакивающем кресле будет сидеть не я, а уже какая-то совсем другая, незнакомая мне девушка.
Стрелка часов задевает заветную цифру, и я выметаюсь из клиентского кресла. Мадам никогда не опаздывает. У нее проблемы с лишним весом, но не с пунктуальностью. Я слышу ее грузные шаги по коридору. Открывается дверь.
— Привет, милая, как дела?
Улыбаюсь, принудительно, неискренне растягивая губы. Это часть работы, причем порой не самая приятная. Но необходимая.
— Спасибо, все хорошо.
В последнее время отвечая так я не вру. Наверно. Я еще сама не поняла хорошо мне, или нет. Но подозреваю, что лучше, чем до. Ведь когда твой Он становится принцем, то ты по идее автоматически приобретаешь статус принцессы. Осталось только разобраться в чем его преимущества. Если в возможности смотреть из мягких кресел на склоненные головы других людей, то это точно не моё.
Мадам довольна. Сегодня она захотела нюдовый маникюр с телесным лаком, плюс паучка на ногте большого пальца правой руки, и стилизованную паутину на безымянном левой. Кого-то собралась закатать в кокон и выпить кровь? С нее станется. Выводя кисточкой рисунок, улыбаюсь своим мыслям. На этот раз вполне искренне.
Удовлетворение клиента твоей работой имеет свою цену, которая идет мимо кассы салона прямо в слегка оттопыренный кармашек. Это не написано в правилах салона, об этом просто знают.
Улыбаясь,
Следом за Мадам у меня Кукла. Миленькая дамочка, вся такая ухоженная, подчищенная, подлизанная, с прямо-таки ощутимым запахом чужих финансов, в нее вложенных. Силиконовые губы, грудь, задница, пустой силиконовый взгляд, словно туда, под подтянутые нитями веки, вставили бесцветные шарики.
Улыбка у Куклы резиновая, неестественная, похожая на оскал ее карманной собачки, с которой Кукла не расстается даже в салоне. Пока я работаю, собачка сидит привязанной к вешалке и показывает мне зубы. Тоже вся такая ухоженная, помытая шампунем, причесанная. Меня уже давно тошнит от обеих, но такая тошнота от клиентов — это тоже часть моей жизни, бедной на эмоции. Хуже, когда их нет вообще никаких. Гораздо хуже.
После Куклы у меня никого не записано на сегодня — разве что кто-то случайный с улицы зайдет. Выхожу из кабинета, иду в комнату отдыха персонала, откуда еле слышно пахнет ментолом. Значит, у Вик тоже перерыв.
И правда. Она стоит у окна и курит в открытую форточку. Это запрещено правилами салона, но Вик плевать. Она хороший мастер с неслабой базой своих клиентов. Таких специалистов начальству увольнять невыгодно — в подобных случаях работник, как легендарный гамельнский крысолов, уводит за собой неслабую часть постоянных посетителей.
Внешность Вик, мягко говоря, экстравагантна. Левая половина головы у нее выбрита, с правой на плечо небрежно спадают слегка вьющиеся локоны. В носу пирсинг, в мочках ушей вставлены небольшие тоннели. Из-под воротника белого халата торчит длинная, красивая шея, по самую нижнюю челюсть забитая замысловатой цветной татуировкой.
Вик — красивая блонда нордического типа, словно сошедшая с обложки журнала. Ей не нужен силикон и подтяжки, у нее и так всё при ней. Будь у меня такие данные от природы, вряд ли б я решилась на подобный тюнинг.
Мы как-то были вместе в сауне. У Вик почти всё тело покрыто тату. Смотрится странно, но взгляд притягивает. И не только мой. Я не раз видела, как мужики, словно зомбированные, сначала таращатся на шею Вик, и лишь потом, словно опомнившись, опускают взгляд на стоячую грудь третьего размера, заметно приподнимающую белый халат.
Признаться, я завидую внутренней свободе своей подруги, вообще лишенной каких-либо ограничителей. Она и с парашютом прыгала, и с аквалангом ныряла, и с афроамериканцем трахалась. А я боюсь высоты, глубины и СПИДа, поэтому предпочитаю из своей искусственно созданной раковины наблюдать за тем, как Вик словно проживает две жизни — за себя, и за меня.
А Вик, как это ни странно, немного завидует мне. Ей нравятся моя талия, мои фотографии, и недавно появившаяся у меня финансовая свобода. Думаю, наша дружба и продолжается благодаря этим обоюдным завистям к тому, чего нет у одной, но есть у другой.