Он, она и три кота
Шрифт:
— Это камень в мой огород?
— Леша, я не кидаю ни в кого камни!
Мне хотелось кричать, чтобы до него достучаться! Ситуация со взрослой дочерью настолько выбила его из колеи, что я засомневалась в его вменяемости. Будто Саша бросил беременную девушку. В чем Лешкина проблема? Оливка найдёт себе нового мужика — мы не в пуританское время живем, когда всем сразу нужно замуж!
— Я сама не без греха… Так что давай больше не обсуждать Оливку.
— Вообще-то мы говорим сейчас о нас с тобой, — из голоса Супрядкина пропал и хрип, и злость. Он сделался абсолютно деловым без какого-либо
Я выдохнула мимо трубки. Тяжело. И ответила, почти легко:
— Лёша, я иду с твоей дочерью на маскарад.
— С утра пораньше? Я собираюсь пообедать с тобой в час дня. Я закажу столик. Не опаздывай. Я не привык жевать и говорить, а говорить придётся много.
И он сбросил звонок, даже не удосужившись получить от меня согласие. Это не деловая встреча, от которой сотрудник фирмы не может отказаться. Это личное… одолжение. Что ещё ему от меня надо? О чем может быть этот нетелефонный разговор?
Глава 6.3 "Забыть? Нельзя…"
Лешкин звонок выбил меня из колеи — и вернуть меня на проторенную тропку могла только рюмка настойки на коньяке, потому что чистый коньяк имел свойство погружать меня в омут с головой на долгие годы. И утаскивать за мной ещё несколько человек.
— Мам, ты так каждый вечер в гордом одиночестве пьёшь? — заглянула на кухню Оливка, прижимая к груди своего кота.
Я не сразу сообразила, что ответить, и совсем не из-за недопитой рюмки или какого-то мещанского стыда перед дочерью за скрытый алкоголизм, а из-за самой дочки — точнее сказать, ее руки, нервно наглаживающей Соломона. Она нервничает. Очень. И вся ее эта воздушно-капельная радость от расставания с Сашей играется для меня. И для отца: возможно, конечно, у неё достаточно сил для того, чтобы не мешать личное с работой. Но ведь это против природы человека. Мы не роботы. У нас есть чувства. И они — а не здравый смысл — чаще всего управляют нашими поступками.
— Просто надоела эту бутылку туда-сюда переставлять. Поможешь допить?
Она мотнула головой. Боится по пьяни сболтнуть лишнего? Ну что ж, понимаю и уважаю такое решение взрослого человека. В душу с хирургическими перчатками я к ней не полезу. Лешке надо, пусть сам лезет.
— Нет, я спать пойду. Соломон после одиннадцати нервничать начинает. Как он завтра будет один, не представляю…
Она смотрела мне в глаза, и я не знала, что в них читать: жалость к коту или к себе?
— Мы же не собираемся оставаться в клубе до утра? — не совсем спросила, больше усмехнулась, я.
— А вдруг нам понравится…
Резонно. Я тоже не думала оставлять у себя Савку, но мне вдруг понравилось…
Оливка ушла с котом спать, а я долила в рюмку все, что оставалось в бутылке. Да, все… Конец этим дурацким отношениям, которые поперёк горла стоят и ему, и мне. Кстати, фамилия у Савки по-классически говорящая: Котов. Везёт мне на котов, ничего не скажешь…
Мы держали тогда полные рюмки, и наши головы полнились странными мыслями. Он спросил, что я хочу… Меня давно не ставили в тупик таким простым вопросом: что я хочу? Я давно ничего не хотела. Плыла по течению, функционировала по графику
Что такое счастье: когда есть, ради кого просыпаться. У меня в ногах спали коты, и мне нужно было встать, пока белый ещё ластится к серому. Потом он начинает кусать, чтобы прогнать соперника с кровати и загнать на балкон. Из-за чего они спорили? Не из-за меня же…
Здесь тоже не во мне было дело, а в Савке. На него смотрела не я, а какой-то уставший от размеренной жизни демон.
— Скажи, ты все ещё любишь свою… Нет, уже чужую Лену?
Он молча разглядывал меня поверх полной рюмки.
— Вот я и хочу поднять тост, чтобы ты ее поскорее разлюбил. Надо перешагнуть через себя старого, точно через труп. И жить дальше, не вспоминая.
Савелий усмехнулся. Зло, совсем не по-мальчишески.
— Вы говорите со знанием дела…
— Скорее с теоретическими знаниями, — перебила я грубо. — Мой развод фиктивный. Я до сих пор живу с бывшим мужем. Вернее, встречаюсь. Мне это больше нравится, чем собирание по квартире его грязных носков. Знаешь, почему в мое время стали популярны гражданские браки? Нет, не из-за вечной мужской боязни штампа в паспорте, а потому что в гражданском браке остается хотя бы налёт от конфетно-букетного периода. Никто хотя бы не сядет за стол в майке и семейниках. Наверное, для некоторых очень сложно постоянно ухаживать за своим партнером и доказывать свою значимость, и следующее поколение стало с разбега атаковать дворцы бракосочетания. А потом каждый второй разводился. И все из-за майки и семейных трусов…
— Это была причина вашего развода?
— Причина моего развода была другая. Но я не хочу тебе ее озвучивать.
— А что хотите? — снова задал он провокационный вопрос.
— Чтобы ты выпил и забыл свою Лену…
— С вами?
— Выпил?
— Забыл?
Вместо ответа я выставила вперёд рюмку и чокнулась с ним сама, умоляя себя не чокаться в прямом смысле слова. С ним… Нет…
— Забудь… — прошептала я слишком тихо, хотя хотела наоборот громко отсечь все его неправильные в отношении меня мысли.
Но он пнул меня ногой или коснулся. Под столом. Очень нежно, чуть выше щиколотки. Что он делает? И что делает мое тело? Грудь горит не от алкоголя, а от… Нет, нет, нельзя… Нельзя приглашать с улицы непонятно кого. Это неправильно. Неправильно… отказываться от случая, который предоставляется раз в жизни. Преподносится яблочком на блюдечке с голубой каемочкой. Проверить, так ли мне важен Лешка? Я никогда не спрашивала его про верность. Она для меня не важна, пока он звонит и приходит. Не в силу привычки же? Ну, может из любви к моим котлетам…
— Я ее уже забыл, — врал мне и самому себе Савелий, уткнувшись губами в рюмку.
Я держала свою на расстоянии вытянутого носа. И я смотрела на его губы, и живот мой начал сжиматься от странного голода. Лешка был в командировке, и Шарик пропустил свою тренировку.
— Мне кажется, что не забыл… У тебя был кто-то после неё?
Савелий убрал рюмку и стиснул губы. Может не говорить. Ничего.
— У тебя сколько девушки не было?
Зачем я спрашивала, когда знала ответ… Долго.