Он, она и три кота
Шрифт:
— А у вас?
— Не поверил в мужа?
Я не буду ему ничего доказывать. Кому это нужно? Ему нужно что-то совершенно другое. От меня и сейчас.
Глава 6.4 "Кто виноват и что делать?"
Я не искала и не ищу виноватых: никто не виноват и виноваты все. Хороший левак укрепляет брак — нет, в таком ключе я точно не думала. Я вообще ничего тогда не думала, и уж точно в мои долговынашиваемые планы не входило наставление Лешке рогов. И настойка на коньяке не виновата. Просто накатило… Как-то странно, как бы не со мной, точно мне захотелось посмотреть на все это со
Так ведь об этом принято говорить? Что ж, так и напишем — старая дура решила попробовать на ощупь молодого самца. Почему бы нет? На одну ночь. Никто не узнает. И ничего не будет… За это. Мы даже в спальню не пойдем — на кровати коты, а они точно не подвинутся. Они там хозяева: они и Лешку-то с трудом терпят на своей территории, хотя ночью никто им не мешает дрыхнуть — я так, на краю приткнусь в позе эмбриона…
Савелий в постели помешает мне — морально. Постель — моя, но за столом сижу не я. Я настоящая забилась в уголок, спряталась за несуществующие занавески. Нет, за дверь и будет подглядывать за происходящим в замочную скважину.
— Ты обычно во сколько домой с гулянок являешься? — спросила, чтобы не молчать та самая не Я.
Зачем описывать словами, что и так написано на моем лице. Он все понял — кажется, с самого начала. Даже до того, как переступил порог моего дома. Скажи, совесть, ты знала, что на рюмке я не остановлюсь? Знала… Знало мое подсознание, но женская хитрость говорила: может быть, а может и не быть с ним постели…
Постели не будет. Будет диван. Так даже лучше. Постель все еще супружеская. Это измена? Нет. Голова холодна. Это только в теле поднялся градус намного выше коньяка и в скорую звонить поздно. Прямиком на тот свет… через седьмое небо, не правда ль?
— Так во сколько? — это дурная тетка продолжала вопрошать молчуна про гулянки.
— Почему тебя это тревожит?
Вот уже и на «ты» перешел. Ну, а что? На «вы» на диван ложиться?
— Потому что я — мама.
— У тебя дочь, это другое… Моя не волнуется…
Дурак… Впрочем, Лешка своей матери звонил только, когда я подзатыльник ему давала. Нет, о Лешке сейчас думать нельзя, неправильно и опасно. Еще испугаюсь и, как дура, выставлю мальчишку за дверь. Ну нельзя ему такое разочарование два раза за день получать… Тут окончательно в женщинах разочаруешься. Не хочу брать на себя вину о загубленной юной жизни и еще одной несчастной девчонки, которой не достанется морально убиенный мною парень…
Что я несу, что… Пытаюсь нести себя гордо. Я же его соблазняю как-никак. Не он меня… Он меня будет просто… Да, да, просто — без лишних разглагольствований. И размышлений, а что есть грех? Грех упустить случай, о котором будешь жалеть. Может, я и пожалею об этой интрижке, но это будет потом… на старости лет, со спицами в руках. Ведь научусь же я когда-нибудь вязать!
— Позвони маме и скажи, что будешь поздно, — настаиваю я, прижимаясь каменным животом к спинке стула, с которого поднялась, кажется, королевой.
— Не рано?
Он все еще сидит. Только голову запрокинул. Рассматривает меня, засранец… Или просто смотрит. Невежливо ведь разговаривать, не смотря собеседнику в глаза. Тем более, собеседнице. А мы ведь еще разговариваем. Только разговариваем. Хотя пора переходить от пустых разговоров к делу.
— Самое время позвонить, — пытаюсь быть
Я же мама и забочусь сейчас о спокойствии неизвестной мне женщины, которую я очень даже понимаю. Думаю, что понимаю.
— Я спрашиваю, вы действительно не хотите, чтобы я остался до утра? Решайте. Тогда я скажу маме, что приду утром.
Вот тут самое время смеяться, но смеха нет. Что-то у нас выходит все по-серьезному. До утра — это не просто перепих, это… череда того самого и утренний завтрак, ведь не выставлю я его за дверь голодным. Ну, только одних игрищ мало, хлеб насущный молодое тело никак не отменяло. И утром может случиться что-то непредвиденное: срочная встреча, к примеру… Или…
Да я просто не хочу, чтобы он увидел меня с утра без макияжа. Сейчас снимать лицо не хочу: помаду я съела, а в глаза он целовать меня не будет… Глаза и без поцелуев щипит, от предвкушения. Боже, я в квартире подруги Лешкиной мамаши так не нервничала! Но есть же бабы, которые флиртуют со всеми мужиками и уже сбились со счета. Они редко считают себя стервами… А разве стерва определяется по количеству мужиков, побывавших в твоей постели? Мне всегда казалось, что критерии стервозности совсем другие. А тут — это же гуманитарная помощь. Ну, я же уже столько лет помогаю страждущим… Ведь без меня Савелий пошел бы к другу и напился в хлам, потом еще чего-нибудь натворил бы непоправимого, а сейчас поймет, что на какой-то дуре, которой, как тургеневской Анне Сергеевне, спокойствие дороже, пусть и в холодных простынях, мир не сошелся клином. Клин — он в штанах, и просто надо расстегнуть ширинку…
Впрочем, почему я поверила Савелию на слово: может, у них там любовь, а это с ним была интрижка… Вот со мной точно будет интрижка и ничего более.
— Решить не могу, — ухмыляется соблазнительница, потому что улыбка никак не появляется на лице, оно каменное.
— А вы бросьте монетку…
И молодой нахал действительно достает из кармана рубль.
— Решка — я ухожу. Орел — остаюсь до утра.
Протягивает «русскую рулетку» на ладони, играет в фаталиста. А я? В даму полусвета, ночь за рубль…
Глава 6.5 “Мальчик”
— Мам, я с ребятами… Буду утром… Нет, ты не хочешь, чтобы я в таком виде ночью через полгорода тащился…
Я прикрыла рот ладонью — нет, не для того, чтобы зевнуть или засмеяться, а чтобы проглотить этот злополучный рубль и сдохнуть. Да, мне вдруг захотелось исчезнуть и из квартиры, и вообще с планеты. Без меня Земля не опустеет: дочь выросла, муж пристроен в нормальную семью, мама с папой ругается из-за крошек на столе и без моего надзора, фонд работает и без моего активного участия… Зачем я, нафиг, нужна… Если не сказать хуже, использовав именно то выражение, на то самое место, на которое я сдалась этому молодому человеку.
Надежда Борисовна, что вы делаете? Остановитесь!
Поздно, я уже скрутила с запястья браслет и положила на стол, где в низенькой вазочке чах букет невесты. Не научили тебя, Наденька, в детстве не тянуться ручками ко всякой каке… Это не цветы, это масло. Которое разлито. И голову ты потеряешь, как ни крути…
Нет, шеей я не крутила — смотрела прямо в лицо говорящего, ловила каждое движение его губ, предвкушая их на моих собственных. Шея окаменела, натянулись все жилы — точно меня продуло ветром перемен в личной жизни! Наверное, я зря открыла в машине окна. И двери — всяким несчастным незнакомцам.