Она была актрисою

Авророва Александра

Хозяйствовать она не любила, зато кормить обожала. Нет, иначе — она не представляла себе, что можно выпустить из своего дома человека, не дав хотя бы чашки чая. А еще лучше — бесконечный кофе с бутербродами и сигарета за сигаретой.

— Кофе, — кивнул следователь. — Спасибо.

Виктория Павловна сварила кофе, выложила хлеб, масло, сыр и колбасу.

— Режьте сами, хорошо? А то один любит тонко, другой толсто. Да и вообще, я — сторонница самообслуживания.

— И хорошо. Я, кстати, тоже вроде вашего Лешки — умею борщи варить.

— Вашей

жене повезло! — хитро среагировала Вика. Вот теперь по ответу выяснится, женат ли этот тип. Не то, чтобы ее это сильно волновало, однако любопытно.

— Не уверен, что являюсь большим подарком, — развел руками Талызин. — И сейчас вы в этом убедитесь. К сожалению, даже в такой приятной обстановке я вынужден думать о делах. Вы уж извините меня, Виктория Павловна.

— Это ваша работа.

— Да. Скажите мне, Виктория Павловна, накануне смерти несчастного Преображенского… то есть в пятницу… вы не припомните, не было каких-нибудь необычных событий? Инцидентов, обративших на себя всеобщее внимание?

— Нет, — твердо сказала Вика.

— А в тот самый день, то есть в субботу? Я имею в виду, разумеется, не смерть, а что-либо еще. Ничего особенного не произошло?

Вика наивно захлопала глазами:

— Ну, конечно, произошло! Премьера.

— Ну, премьеру помню и я, — улыбнулся следователь. — А еще?

И на легкое пожатье плеч с той же улыбкой ответил:

— А вы знаете, Виктория Павловна, что врать нехорошо?

— Нет, — моментально заявила она.

— Как — нет? — несколько опешил собеседник.

— Очень просто. Хорошо или нехорошо врать, зависит от обстоятельств.

— Да? Вы в этом уверены?

— Конечно. Вот, например, — оживилась Вика, — при встрече с приятельницей будет довольно странно, если я откровенно заявлю: «Ну, ты сегодня просто страшилище, а платье свое, кажется, отхватила на ближайшей помойке». Я и не заявлю, а наоборот, навру, что она прекрасно выглядит. И ей лучше, и мне. Разве нет?

— Вы имеете в виду элементарную вежливость, — догадался Талызин.

— И ее тоже. И вообще, всякое в жизни бывает. Зацикливаться на правде глупо.

— Но вводить в заблуждение следственные органы — тоже не самое умное, — спокойно заметил Игорь Витальевич.

«Влипла», — подумала Вика, а вслух сказала:

— Не понимаю, о чем вы.

— О происшествиях. Трудно поверить, что вы забыли, Виктория Павловна, об эпизоде, в котором сами принимали весьма деятельное участие. Я имею в виду открытый люк, куда чуть не провалился покойный Преображенский.

— А, вы об этом! — старательно засмеялась Вика. — Я и думать не думала. Вы не знаете театра, Игорь Витальевич. Подобных происшествий там пруд пруди, я и внимания на них не обращаю.

Она не понимала толком, почему ей так хочется скрыть правду, но ужасно хотелось. Не его это дело, хитрого двуличного мента, выпытывать подноготную честных людей и вмешиваться в их личную жизнь. Ишь, явился, будто просто так, а сам вынюхивает!

Обсудить все с Маринкой — это одно, а с ним — совсем другое. Даже если предположить, что среди членов студии затаился убийца, почему из-за него должны страдать остальные? Только скорее всего, никакого убийцы нет.

— Значит, покушения на ваших артистов происходят постоянно? Вот где, оказывается, требуется стационарный милицейский пост, а мы-то, наивные, караулим на районных дискотеках!

— Ну, какие покушения, Игорь Витальевич, побойтесь бога! Сразу видно, что вы плохо знали Евгения Борисовича. Вы ведь его плохо знали? — уточнила Вика, памятуя о Марининых инсинуациях по данному поводу. Но вредный тип снова выкрутился, неопределенно осведомившись:

— Что вы имеете в виду, Виктория Павловна?

— Да то, что он был большой фантазер и любил привлекать к себе внимание. Такой уж у него был характер! Если б мы принимали всерьез все его заявления, с ума бы посходили. Я лично привыкла его успокаивать, а сама даже не вникать в причину. Вот теперь я действительно вспомнила, что-то такое было. А кто вам рассказал?

— И замечательно, что вспомнили, — обрадовался Талызин. — Расскажите, пожалуйста, теперь вы, и в подробностях.

— Ну, какие подробности! Случайно остался открытый люк, вот и все. А Евгений Борисович увидел и закатил скандал, якобы он мог туда упасть. Так не упал же! Если уж на то пошло, скорее мог упасть Кирилл, именно он должен был первым идти из левой кулисы, а случайно вышел справа.

— Да?

— Ну, да. Только Кириллу и в голову не пришло придавать этому эпизоду какое-то значение, он понимал, что это случайность. Кирилл, он нормальный, а Евгений Борисович… О мертвых ничего, кроме хорошего, но он был человек неадекватный, это вам всякий скажет.

— И тем не менее в данном случае оказался прав, — задумчиво заметил следователь.

— В каком смысле?

— На следующий день он все-таки погиб из-за аналогичного эпизода.

— Ну, — смутилась Вика, — случайное совпадение… бывает…

— В одно случайное совпадение я поверю, — словно процитировал Марину Талызин, — а два уже наводят на размышления.

— На какие размышления? — двинулась напролом Виктория Павловна.

— Размышления о сомнении в их случайности, — витиевато ответил Игорь Витальевич.

— А разве… разве есть основания?

— Некоторые — есть. По крайней мере, нет должной определенности.

— Вы хотите сказать, что кто-то нарочно скинул ему на голову блок, а до этого нарочно открыл люк? И вы это серьезно?

— Не стану утверждать наверняка, Виктория Павловна, но отметать данное предположение нет причин. Итак, мы с вами вспомнили, что в пятницу был оставлен открытым люк. Евгений Борисович не обвинял в этом никого конкретно?

«Если знает, так чего спрашивает? Из вредности?» — пронеслось в голове у Вики. В нее словно вселился бес противоречия, и она с вызовом заявила: