Она моя
Шрифт:
— У меня нет ни времени, ни желания препираться с тобой, Катя, — начало не задается, потому как у меня самого нервы натянуты. Трещат и искрят, пока пытаюсь сохранять внешнее хладнокровие. Сделав еще одну затяжку, продолжаю жестче, четко расставляя акценты: — Первое — ты должна безоговорочно доверять мне. Делать все, что я скажу. И я обещаю, что выведу нас из этой ситуации с минимальными потерями. Никому не позволю причинить тебе боль и сделать с тобой что-то неприятное. Помню, что ты девственница, поэтому полного сексуального контакта тоже не допущу. Возможно…
— Да
— Возможно, — давлю интонациями, игнорируя вспышку ее гнева, — ничего делать не придется. Пока это лишь допущение, что нам нужно будет взаимодействовать с другими парами. Я постараюсь этого избежать. Но… Ты должна быть готова.
— Как к этому можно быть готовой?
— Достаточно просто доверять мне! — даже этот крик на самом деле выдаю с расчетом.
Катя вздрагивает и слегка сдает позиции, чего я и добивался.
— Как я могу доверять, если ты ничего не говоришь? Не доверяю хотя бы потому, что не понимаю, зачем ты это делаешь!
— Я ищу одного человека, — решаю выдать еще часть правды.
— И при чем здесь я?
— Шесть лет назад была инсценирована его смерть. Позже появилась информация, что он жив и находится в Европе. Сейчас мы точно знаем, что здесь, в Берлине. Завсегдатай того самого клуба, в который мы завтра отправимся. Только опознать внешне его невозможно. Хирург перекроил настолько, что родная мама бы не признала. Поэтому, возможно, нам придется посетить это заведение не один раз.
— Как тогда ты сам собираешься его узнать?
— У меня свои методы.
— Но при чем здесь я? — повторяет вопрос, на который я пока не могу ответить. Не думаю, что ей понравится, если скажу, что, будучи копией своей матери, она является живой приманкой. — Бери свою Элизу. Она точно не будет против!
— Мне нужна именно ты. И ты пойдешь. Так что все твои психи сейчас бесполезны. Пойдешь, и точка, — ставлю перед фактом, потому как времени на поиски других вариантов у меня действительно не осталось.
Уловив, что дело принимает неизбежный оборот, Катя всем телом содрогается, обхватывает себя руками и на мгновение неподвижно застывает. Смотрит мне в глаза в очередной попытке что-то там откопать. А я просто стою и невозмутимо держу эту штормовую волну, хотя внутри с не меньшей силой все бушует.
— Так, значит? — выдыхает убитым голосом. Я на это реагировать не собираюсь. Скользнув по ее лицу равнодушным взглядом, отворачиваюсь к окну. Только курю слишком часто, не скроешь этого. — А как ты сам на это смотришь? Готов, чтобы другой мужчина меня касался? Позволишь? Хочешь, чтобы я его трогала и делала то, что только для тебя… Хочешь?
Бьет неожиданно, и я пропускаю. Предельно точно прилетает в одну уязвимую точку, а трескается вся броня. Рассыпается, подрывая пластами крепкую сталь.
Весь вечер и всю ночь я держал мысли далеко от разрушительной визуализации. Все это время… После этих вопросов прогрузилось полное осознание, и вырвались чувства, которые я попросту не могу остановить на полпути. Звериным ревом они кричат внутри меня одно-единственное слово, которое
МОЯ.
Незнакомое, сумасшедшее, собственническое, абсолютно бесконтрольное, чужеродное чувство. Оно вытесняет рассудительность и лишает всякого равновесия. Вместо них вытаскивает за собой несвойственную мне ревность. А за ней еще и еще… Нечто такое, что я, здоровенный стокилограммовый мужик, не понимаю и в тот миг попросту опасаюсь идентифицировать.
Как это запереть обратно?
Я уже видел Катерину в руках другого мужчины, когда ее пытались изнасиловать. Тогда прилетело нечто похожее. Но я ведь списал все на гнев, адекватное беспокойство, жалость и привычное желание защищать. Думал, что по большей части из-за сестры этот триггер сработал. В несколько приходов удалось все перекрыть и усмирить.
А сейчас как?
Когда смотрю на Катю, все внутри чернотой затягивает. Я, блядь, ревную ее одуряющими авансами и никак, мать вашу, не могу это остановить.
— Если готов, тогда отлично, — отзывается с дрожью и горечью. — Нет проблем! Я с удовольствием исполню твой долбаный приказ. Надеюсь, у тебя разорвётся сердце!
— Почему оно должно у меня разорваться, Катя? Это ведь ты меня любишь. Не я тебя.
Из ее глаз выкатываются слезы, но она быстро их сметает ладонями.
— Я от тебя бесконечно устала, Тарский… Сделаю это, только чтобы навсегда избавиться от твоего отравляющего общества! И… Я тебя ненавижу больше, чем люблю! Больше, чем это в принципе возможно! Больше, чем все на свете! Понятно тебе??? Знай это! Еще увидим, кто кого… Хотя я предпочла бы… Просто никогда-никогда тебя не знать… Никогда…
Убегает со слезами, а я испытываю облегчение только от того, что мне не нужно больше стоять перед ней и делать вид, что все это меня не задевает.
Задевает ли? Раскатывает, вашу мать.
Глава 6
— Постарайся расслабиться, — произносит Таир, заглушив мотор перед старинным двухэтажным особняком.
Это не просьба. Скорее совет.
Чувствую, что смотрит на меня. Но сама к нему не поворачиваюсь. Нет сил смотреть в глаза. Едва собрала себя после вчерашнего. Боюсь, что любой контакт может спровоцировать новый эмоциональный взрыв.
Направляю взгляд на величественное здание с огромными асимметричными окнами. Никаких вывесок и прямых указателей на то, что здесь предаются каким-то порокам, не обнаруживаю. Стараюсь не воображать то, что меня ждет за этими стенами. Не думаю, что могу почувствовать себя хуже, чем есть сейчас.
— Катя? — окликает Тарский, так и не дождавшись от меня никакой реакции.
— Я тебя услышала, — проговариваю несколько отрешенным тоном.
Он открывает дверь, выбирается из автомобиля. А я продолжаю сидеть, планомерно втягивая сырой холодный воздух, который успел скользнуть в салон. Надеюсь, что он перебьет засевший на рецепторах аромат мужского парфюма.