Она под запретом
Шрифт:
Мне хочется сказать что-нибудь в свою защиту. Например, что моё волнение — это его домыслы, и в доказательство отказаться от вина. Какой он всё-таки сложный. Разве это нормально — говорить всё, о чём в данный момент думаешь? Правда хороша тогда, когда она не обижает других. Но Арсений, конечно, об этом не знает.
Я заказываю гаспачо и из духа противоречия — рыбу на гриле. Официант уносит меню — мой щит от неловкости, отчего рука машинально тянется к бокалу, хотя я клятвенно пообещала себе его не касаться. Сейчас мне необходима поддержка. Я и Арсений
— Ты здесь уже был, да?
— Трижды. Я живу неподалёку.
— А я почему-то запомнила, что ты жил в районе Цветного. Переехал?
Лёгкая усмешка.
— Уже три года как.
Мне даже немного стыдно становится. Я, по сути, так мало о нём знаю.
Напряжённый комок внутри меня постепенно расправляется. Благодаря вину и тому, что на каждый заданный вопрос я получаю исчерпывающий ответ. Арсений не пытается меня уколоть, как раньше, или дать понять, что я лезу не в своё дело. Когда я интересуюсь, как прошла его поездка в Екатеринбург, он рассказывает, что помимо посещения рабочих объектов, два дня посвятил поиску помещения под офис. Оказывается, он планирует открывать на Урале филиал.
— А я решила откладывать деньги на машину, — выпаливаю я, сама того не ожидая. — Каждый день она мне, конечно, не нужна, потому что я живу недалеко от работы, но за город всё же удобнее добираться.
— Раз в неделю можно и на такси ездить, — замечает Арсений, наливая воду себе в стакан. — Квартиру почему в первую очередь не рассматриваешь?
— Потому что дорого.
— Дешевле они и не будут.
Вот вроде бы ничего такого Арсений не сказал, а я ощущаю себя глупой. В чём-то он прав: платить за бензин, парковку и техобслуживание ради выходных не слишком рационально, но… Неужели обязательно ко всему подходить с практичной стороны? Мог бы просто порадоваться за меня.
Я отставляю пустой бокал на стол и храбро фокусируюсь на Арсении взглядом. Интересно, он специально голубые рубашки носит? Чтобы подчеркнуть цвет глаз? Да нет, вряд ли. На Арсения это не похоже. Не удивлюсь, если у него есть специальный человек, который занимается покупками. Не могу представить его в магазине, выбирающим брюки и галстуки.
— Мне нравится «Мини Купер». В Лозанне они часто встречались.
— Хорошая машина, — кивает Арсений и указывает официанту на мой бокал с просьбой повторить.
«Он решил меня напоить?» — мысленно усмехаюсь я, но возражать не решаюсь. Я ведь только начинаю осваиваться в нашей беседе.
Как только машина Арсения останавливается возле моего подъезда, я начинаю дико нервничать. Всю дорогу гадала, приглашать его подняться или нет, но так ничего и не решила. Знаю, что чаепитием всё не ограничится, а потому сомневаюсь. Не хочу выставлять себя сексуально-озабоченной самкой.
Переведя рычаг в положение паркинга, Арсений всем телом разворачивается ко мне. Два выпитых бокала вина и полумрак делают своё дело: взгляд отводить не хочется и расставаться
— Я хотела сказать тебе про Петра… Луиза и я очень волнуемся за него. Врач прописал ему строгую диету и минимум алкоголя. Но ты же знаешь своего отца. Он бывает упрямым. Может быть, ты сам с ним поговоришь?
— Именно потому, что я знаю своего отца, разговаривать я с ним не буду. Луиза и так без конца его пилит своими нравоучениями, выставляя инвалидом. Он взрослый человек и сам всё понимает.
— Это из-за того, что она волнуется. И я тоже волнуюсь.
— А я, в твоих глазах, очевидно, бездушный монстр? — на губах Арсения появляется усмешка. — Каждый из нас переживает за него так, как умеет.
— Я не считаю тебя бездушным монстром, — взгляд самовольно скользит по его подбородку, покрытому щетиной, спускается к расстёгнутому воротнику рубашки. И добавляю: — Больше нет.
— Раньше считала, значит?
— Да, — ещё три месяца назад я даже не думала, что когда-то у меня появится возможность сказать это вслух, но выпитый алкоголь позволяет не отрицать очевидное. — Ты, наверное, до конца не осознаёшь, насколько твоё прошлое отношение повлияло на мою самооценку. Из-за тебя я стала нервной и неуверенной в себе.
— Ты была такой с самого первого дня, как очутилась в нашем доме, так что эту претензию тебе следует переадресовать другому человеку, — твёрдо произносит Арсений, глядя мне в глаза.
В меня словно ледяной водой плеснули. На что он намекает? Что не из-за него я стала чувствовать себя так, будто ни на что не имею права? Не по его вине по нескольку раз перебираю в голове каждое совершённое действие? Это Арсений превратил три года моей жизни в ад своей неприязнью, придирками и равнодушием. Больше никто.
— Если ты хочешь в очередной раз сказать что-то плохое в адрес моей мамы, то…
Ладонь, сжавшая моё колено, заставляет меня поперхнуться собственным возмущением. Рука Арсения вплетается мне в волосы и тянет до тех пор, пока наши губы не соприкасаются.
— Хватит верещать.
Я сдаюсь почти сразу, не выдержав и пары секунд. Обнимаю его шею и жадно всасываю в себя полюбившийся вкус. В груди и в животе снова жарко, снова выжжены мысли. То, как он меня целует, — это занятие сексом без раздевания: он заставляет меня задыхаться, постанывать и с каждой секундой хотеть большего.
— Поднимешься? — предлагаю я срывающимся шёпотом.
Мотнув головой, Арсений ослабляет захват на моих волосах и отстраняется.
— Нет. У меня ещё дела остались.
Я смотрю, как он поправляет брюки в районе ширинки, и сама того не ожидая, спрашиваю:
— Дела — это Инесса?
Моментально жалею о своём вопросе, потому что на лице Арсения появляется выражение «Ты серьёзно?», от которого мне хочется съёжиться.
— Дела — это стройка, — вдруг поясняет он. — Я купил землю неподалёку от Одинцово. С фундаментом проблемы, поэтому нужно самому съездить посмотреть.