Она под запретом
Шрифт:
— Привет… — отвечаю на его «Алло». — Не отвлекаю?
— Нет, сажусь в машину. Как у тебя дела? Голос грустный.
Данил, конечно, всё подмечает, даже меня не видя.
— Да ничего ужасного. Просто… Я одна дома и решила тебе набрать. Настроение меланхоличное, — и чтобы не дать ему заскучать от своего нытья, я быстро спрашиваю: — А как ты сам? Только с работы вышел?
— Нет, из супермаркета, — в подтверждение слышится стук захлопнувшейся двери багажника. — Продукты покупал.
— А-а… Ясно.
Я вдруг отчётливо представляю Данила, который,
— Значит сейчас будешь готовить? Я не знала, что ты умеешь.
— Все умеют. Вопрос, насколько хорошо, — он смеётся. — Но если вдруг станет лень, то закажу из ресторана, — пауза. — Ты сама, кстати, не голодная?
Сердце начинает волнительно колотиться. Для чего Данил это спросил? Хочет куда-нибудь меня пригласить?
— Я… — от волнения мысли наталкиваются одна на другую, и выдавить что-то связное не выходит.
— Если ты не поела, я могу к тебе заехать, — приходит мне на помощь Данил. — Вместе закажем что-нибудь.
Подскочив на кровати, я впиваюсь взглядом в стрелки часов. Почти девять вечера. Вечера, а не утра. Предложение Данила, разумеется, не имеет никакого грязного подтекста, но… Если свой звонок я ещё как-то смогу оправдать потерянностью, то это… Если Луиза узнает, она никогда не поймёт и не простит. Ужин поздним вечером вдвоём в моей квартире — это чересчур двусмысленно, как бы мне сейчас ни хотелось очутиться в тёплой компании.
— Наверное, уже поздно… — мой голос похож на шорох. Отказывать Данилу, и к тому же не в первый раз, безумно сложно и неудобно, поэтому сразу хочется как-то оправдаться. Оправданием становится первая пришедшая на ум фраза, не имеющая никакого отношения к реальности: — Я стараюсь не есть после семи вечера.
— Значит, придётся всё-таки готовить самому, — шутливо вздыхает Данил.
— Но спасибо, что предложил, — спохватываюсь я, нервно растирая колени. — Я бы с радостью… в другой раз.
Сообразив, что говорю совершенно лишнее, я наспех прощаюсь и вешаю трубку. Плакать больше не хочется. Я чувствую себя потерянной и взбудораженной. Почему-то хочется позвонить Арсению и узнать у него, не устал ли он после работы. Или спросить, как продвигается строительство дома. Потому что чувство, расцветающее у меня груди, необъяснимо напоминает вину.
Глава 48
Просыпаюсь я по обыкновению в шесть утра. Настроение едва ли улучшилось, да и опухшие от слёз глаза привлекательности не добавляют. Но то, что я проплакалась, кажется, помогло. Я больше не чувствую себя так, словно сижу на пороховой бочке, и в каждую секунду готова разлететься на куски. Вчерашняя истерика воспринимается почти отстранённо, и злость на Арсения куда-то улетучилась. Эмоции улеглись, и на поверхности остались лежать лишь
Я набираю номер Арсения по пути на работу. Невольно запинаюсь о бордюр, когда после четырёх гудков слышу в трубке его голос.
— Привет, Аина.
Всё, что я хотела сказать, моментально вылетает у меня из головы, и, чтобы дать себе возможность заново собраться с мыслями, я говорю первое, что приходит на ум:
— Эм… Ты не спишь? В смысле, не отвлекаю?
На заднем плане раздаётся какой-то грохот, сквозь который до меня долетает:
— Нет, не сплю. Я с пяти утра на ногах. Не могу говорить сейчас. Перезвоню попозже.
Я бормочу «Хорошо», после чего Арсений вешает трубку. «Ничего страшного, — убеждаю я себя, спускаясь в подземный переход. — Ты же сама слышала грохот на заднем плане. Как в таких условиях разговаривать? Он же сказал, что перезвонит».
На работе я отвлекаюсь, как могу, чтобы не заглядывать в телефон ежесекундно и не расстраиваться от того, что он продолжает молчать. Позвонить Арсению представлялось мне хорошей идеей. Я ведь просто решила спросить, как прошёл его вчерашний вечер. Это же нормально? Но чем больше времени он не перезванивает, тем всё более уязвлённой я себя ощущаю. Будто как нищенка выпрашиваю для себя внимания. А я всего-то хотела узнать, как дела.
Когда через полтора часа всё-таки раздаётся его звонок, меня отчего-то сковывает оцепенением. Я смотрю на экран и сражаюсь с иррациональным желанием снова не взять трубку. Почему? У меня нет ответа. Наверное, потому что Арсений перезвонил не так быстро, как я ожидала. Лишь напоминание о том, что я мало чего добилась этим вчера, заставляет меня принять вызов.
— На работе? — спрашивает Арсений без прелюдий.
— Да, — подтверждаю я, разглядывая логотип на крышке ноутбука. Мысли снова как обрубили.
— Как посидела с подругой?
Я невольно вздрагиваю от этого вопроса. Вообще-то я не люблю врать, но сейчас сказать правду точно не могу. Слишком стыдно. Не говорить же ему, что остаток вечера я провела в кровати и плакала от одиночества. К тому же Арсений может спросить, почему я ему не позвонила, а я не найдусь с ответом.
— Посидели хорошо, — закусив губу, я неуютно ёрзаю в кресле от собственной лжи. — А ты? В смысле, как прошёл твой вчерашний вечер?
— Я приехал домой и сразу уснул. Неделя выдалась тяжёлой.
Расплывающуюся улыбку я чувствую висками. Почему-то эти слова вызывают во мне прилив тепла и неожиданное умиротворение. Арсений просто спал. Не проводил весело время с друзьями, пока я, роняя слёзы, смотрела в потолок, не поехал в Одинцово.
— Ясно. А… как строительство дома продвигается? — в порыве внезапного благодушия я, наконец, вспоминаю заготовленный вопрос. — Ты говорил, там что-то с фундаментом?
— Земля сильно «играет». Её выравнивали, но сделали плохо. Пришлось дополнительные самосвалы с грунтом заказывать.