Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада
Шрифт:
У ворот я вспомнил правила приличия и повернул обратно, чтобы вежливо попрощаться со всей компанией. К этому времени Мазапо уже поднялся с земли и рычал, как бык:
— Убейте его, убейте эту гиену! Умбези, что же, ты будешь сидеть и смотреть, как меня, твоего гостя, бьют и оскорбляют под сенью твоей хижины? Ступай и убей его, говорю я тебе.
— Почему ты сам не убьешь его, Мазапо? — спросил взволнованный Умбези, — или не прикажешь своим людям убить его? Кто я такой, чтобы осмелиться соперничать во владении копьем с таким великим предводителем, как ты? —
— Иду, иду, Гроза слонов, — ответил я, подходя к нему.
— Что мне делать?.. Что мне делать?.. — продолжал Умбези, стирая пот со лба и потрясая кулаком. — Вот здесь стоит мой друг, — он указал на разъяренного Мазапо, — который требует, чтобы я убил другого моего друга, — и он ткнул пальцем в направлении ворот крааля. — Если я откажусь, я оскорблю одного друга, а если соглашусь, то руки обагрятся кровью, которая взывает о мщении, ведь у другого друга, без сомнения, есть друзья, которые заступятся за него.
— Да, — ответил я, — и возможно, не только руки твои будут в крови, но и другие части твоего тела, ведь Садуко не из тех, кто будет сидеть спокойно, как баран, пока ему режут глотку. Да и не говорил ли он, что он не один? Умбези, послушай моего совета, предоставь Мазапо самому убить его.
— Это благоразумно, — воскликнул Умбези. — Мазапо, — крикнул он предводителю, — если ты хочешь сражаться, поступай, как знаешь. Я обещаю прилично похоронить павшего в бою. Только советую тебе поторопиться, так как Садуко уже далеко от крааля. У тебя и у твоих людей есть копья, и ворота открыты.
— Что же, мне идти, не поевши, чтобы разбить голову этой гиене? — спросил Мазапо с напускной храбростью. — Нет, он может подождать, пока я поем. Эй, люди, садитесь! Я говорю вам, садитесь. Скажи ему, Макумазан, что я скоро приду, и берегись, если ты с ним заодно, свалишься и ты в ту же яму, что и он.
— Я ему передам, — ответил я, — хотя и не знаю, кто сделал меня твоим гонцом. Но выслушай меня, человек громких слов и малых дел. Если ты посмеешь поднять хотя бы палец на меня, то я насквозь изрешечу твое огромное туловище.
Подойдя к нему, я взглянул ему прямо в лицо, в то же время похлопав по рукоятке большого двуствольного пистолета, заткнутого у меня за пояс.
Он отшатнулся, бормоча что-то себе под нос.
— Извинений не требуется, — сказал я, — только в будущем будь осторожен. А теперь желаю тебе приятно пообедать, предводитель Мазапо, и да будет мир над твоим краалем, друг Умбези.
После этих слов я вышел из крааля, сопровождаемый злобными возгласами разъяренной свиты Мазапо и тихим насмешливым смехом Мамины.
— Интересно, за кого из них она выйдет замуж? — размышлял я, направляясь к моим фургонам.
Подойдя к лагерю, я увидел, что волы впряжены, и подумал, что это сделано по приказу Скауля, который, вероятно, слышал о ссоре в краале и счел нужным быть готовым к отъезду, но я ошибся. Из кустарника вышел навстречу Садуко и сказал:
— Я приказал твоим слугам запрячь
— Ты приказал? Недурно! — ответил я. — Так может, скажешь мне, почему?
— Потому, что нам до ночи предстоит большой путь на север, инкузи.
— В самом деле? Мне казалось, что мой путь лежит на юго-восток.
— Бангу не живет на юго-востоке, — ответил он медленно.
— О, я совсем забыл о Бангу, — сказал я, делая слабую попытку увильнуть.
— Разве? — удивился он своим надменным голосом. — Я никогда не знал, что Макумазан принадлежит к тем, кто нарушает обещание, данное другу.
— Будь добр объяснить свои слова, Садуко.
— Разве нужны объяснения? — спросил он, пожав плечами. — Если только мой слух не обманул меня, то ты согласился пойти со мною на Бангу. Я набрал необходимых людей с разрешения короля. Они ждут нас там, — он копьем указал на густой лес, видневшийся внизу в нескольких милях от нас. — Но, — прибавил он, — если ты изменил свое решение, то я пойду один. Только в таком случае нам лучше попрощаться навсегда, так как я не люблю друзей, меняющих свои решения, когда начинают звенеть копья.
Не знаю, с умыслом сказал это Садуко или нет, но он не мог найти лучшего способа заручиться моим согласием, ибо я гордился тем, что никогда не нарушал слова, данного туземцу.
— Я пойду с тобой, — спокойно сказал я, — и надеюсь, что в схватке твое копье будет такое же острое, как твой язык, Садуко. Однако не говори со мной больше в таком тоне, иначе мы поссоримся.
Я увидел, как при моих словах лицо Садуко просветлело.
— Прости меня, Макумазан, — сказал он, схватив мою руку. — Но в сердце моем рана. Мне кажется, что Мамина хочет мне изменить, а тут еще эта история с собакой Мазапо. Умбези теперь меня возненавидит.
— Послушай моего совета, Садуко, — ответил я серьезно, — выбрось Мамину из своего сердца. Забудь ее имя, порви с ней. Не спрашивай меня, почему.
— Может быть, мне и не нужно спрашивать. Может быть, она влюбилась в тебя, и ты ее оттолкнул, как и должен был, конечно, поступить мой друг… Может быть, Мамина сама послала за этой жирной свиньей Мазапо. Я не спрашиваю тебя потому, что знаю, ты мне все равно не скажешь. Кроме того, это не имеет для меня значения. Пока бьется мое сердце, я не выброшу Мамины из него. Пока я жив, я не забуду ее имени. Более того, она будет моей женой! Прежде чем отправиться против Бангу, я пойду с несколькими воинами и заколю копьем эту жирную свинью Мазапо. Таким образом, я уберу его со своего пути, по крайней мере.
— Если ты сделаешь что-нибудь в этом роде, Садуко, то пойдешь против Бангу один, а я поверну сразу на восток. Я не хочу быть замешанным в убийстве.
— Хорошо, пусть будет так, инкузи. Если свинья сама не нападет на меня, то пусть ждет. Она станет еще жирней. А теперь отдай приказание двинуться в путь. Я покажу дорогу. Сегодня вечером нам нужно остановиться на ночлег в том лесу: там ждут меня мои воины. Там я расскажу тебе свой план. И там тебя ожидает гонец.