Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада
Шрифт:
Как они, больше похожие на дьяволов, чем на человеческие существа, сражались! После первого рева, вылившегося в слово «Садуко», они дрались молча, как бульдоги. Хотя их было мало, но своим страшным натиском они оттеснили сперва амакобов. Затем, когда последние оправились от неожиданности, численное их превосходство стало сказываться. К тому же, они были тоже храбрецы, не поддавшиеся панике. Десятки их пали сразу, но оставшиеся стали теснить амангванов вверх на гору. Я мало принимал участия в битве, но отброшенный вместе с остальными, стрелял, вынужденный спасать свою жизнь. Шаг за шагом нас теснили назад, пока, наконец, мы не очутились вблизи гребня
И вот, когда исход битвы колебался, раздался снова крик «Садуко!» и сам предводитель со своими тридцатью воинами бросился на амакобов. Эта атака решила битву. Не зная численности подкрепления, оставшиеся амакобы повернули и бежали, но мы не преследовали их далеко.
На вершине холма мы устроили смотр нашим отрадам. Нас осталось не более двухсот человек, остальные пали или были смертельно ранены.
Измученный до последней степени, я все же будто сквозь сон увидел нескольких амангванов, тащивших за собой старого дикаря с криками:
— Вот Бангу, кровопийцу Бангу мы поймали живьем!
Садуко шагнул к нему.
— А! Бангу! — воскликнул он. — Теперь я могу тебя убить, как ты убил бы много лет тому назад маленького Садуко, если бы Зикали не спас его. Смотри, вот знак твоего копья.
— Убей меня! — сказал Бангу. — Твой дух сильнее моего! Убей, Садуко.
— Нет! — ответил Садуко. — Ты устал, я тоже устал, и мы оба ранены. Возьми копье, Бангу, и будем сражаться.
И при лунном свете они вступили в единоборство. Бились свирепо, а все кругом стояли и смотрели, пока Бангу не упал навзничь.
Садуко отомстил. Я был рад, что он убил своего врага в честном бою.
Глава VII Сватовство Садуко
На следующее утро мы достигли того места, где оставили мои фургоны. Переход для нас, обремененных захваченным скотом и нашими ранеными, был весьма утомительным. Настроение было тревожное. Мы ждали, что оставшиеся амакобы попытаются нас преследовать. Этого однако они не сделали, так как у них было слишком много убитых и раненых, а оставшиеся в живых пали духом. Они вернулись в свои горы и жили с тех пор в нищете, ведь у них осталось менее пятидесяти голов скота. В конце концов Панда отдал их победителю, Садуко, и тот присоединил их к амангванам. Но это случилось несколько позже.
Отдохнув немного у фургонов, мы осмотрели захваченный скот. Его оказалось немного более тысячи двухсот голов, не считая сильно искалеченных во время бега животных, которых мы убили на мясо. Поистине богатая добыча! Садуко, несмотря на рану в бедре, стоял с блестящими глазами и обозревал скот. И не мудрено. Из бедняка он превратился теперь в богача и был уверен — я разделял его веру, — что при таких изменившихся обстоятельствах и Мамина, и ее отец благосклонно отнесутся к его сватовству. Я тоже окинул взглядом скот и размышлял, вспомнит ли Садуко нашу сделку, в силу которой шестьсот голов принадлежали мне. Шестьсот голов! По пять фунтов стерлингов — это всего 3000 фунтов — сумма, которой я никогда не имел за всю свою жизнь. Но вспомнит ли Садуко? В общем, я думал, что он не вспомнит, так как кафры не любят расставаться со скотом.
Но он вскоре повернулся и проговорил с некоторым усилием:
— Макумазан, половина этого скота принадлежит тебе, и ты вполне заслужил его, ведь мы одержали победу благодаря твоему хитроумному плану. Давай же делить скот поштучно.
Итак, я выбрал себе хорошего вола, и Садуко выбрал себе, и так продолжалось, пока я не отобрал себе восемь волов. Тогда
— Достаточно. Эти волы мне нужны, чтобы заменить в моей упряжи тех, что пали в пути, но больше мне не нужно.
Возгласы удивления вырвались у Садуко и у всех, стоявших с ним, а старик Тшоза воскликнул:
— Он отказывается от шестисот голов скота, которые по справедливости принадлежат ему! Он, должно быть, сумасшедший!
— Нет, друзья, — ответил я, — я не сумасшедший. Я сопровождал Садуко в его набеге потому, что он мой друг и помог мне однажды в минуту опасности, но я не хочу брать себе добытое ценою крови. Согласно вашим законам этот скот принадлежит мне, значит, я могу располагать им. Я даю по десяти голов каждому из моих охотников и по пятнадцати родственникам убитых. Остальных я отдаю Тшозе и прочим амангванам, сражавшимся с нами, и разделить их между собой они могут по соглашению.
Громкие, восторженные крики грянули со всех сторон. Садуко тоже поблагодарил меня с присущим ему высокомерием, я не думаю, чтобы он был очень доволен. Хотя мой дар освобождал его от необходимости поделиться своей долей со своими товарищами, но мне кажется, он опасался, что амангваны с этих пор будут любить меня больше, чем его. Так и произошло на самом деле, и я уверен, что среди всех этих дикарей не было человека, который не отдал бы своей жизни за меня, и до сего дня мое имя известно им и их потомкам.
Обратно к краалю Умбези мы двигались медленно: раненые и огромное стадо задерживали нас. Но от стада мы скоро избавились. Отобрав сотню самых лучших животных, Садуко отослал остальных под охраной старика Тшоза и половины своих воинов в приготовленное место, где они должны были ждать его прихода.
Прошло около месяца с памятной битвы. И вот мы наконец расположились лагерем недалеко от крааля Умбези, в том самом лесу, где я впервые встретился с воинами Садуко. Но как они отличались теперь от тех тощих дикарей, которые, словно призраки, выскользнули тогда из-за деревьев на зов своего предводителя! В пути Садуко купил им красивые повязки и одеяла, волосы они украсили длинными черными перьями птиц, а из шкур убитых волов сделали щиты. Кроме того, от хорошей обильной пищи они поправились, стали полными и лоснящимися.
Садуко решил провести ночь в лесу, ничем не выдавая нашего присутствия, а на следующее утро выступить во всем величии в сопровождении своих воинов, презентовать Умбези затребованные им сто голов скота и официально просить руки его дочери.
Этот план был в точности выполнен. На следующее утро, после восхода солнца, Садуко по примеру великих предводителей выслал вперед двух разряженных глашатаев, чтобы они объявили Умбези о его приближении, за ними выслал еще двоих, чтобы они воспевали и восхваляли подвиги Садуко (кстати, я заметил, что он им строго приказал ни словом не обмолвиться обо мне). Затем мы выступили всем отрядом. Впереди шел Садуко в великолепном одеянии предводителя, с небольшим копьем в руках, в коротенькой юбочке из леопардовой шкуры и с перьями на голове. Его сопровождала свита из шести самых статных его товарищей, исполнявших роль его советников. За ним шел я в старом дорожном костюме, весь в пыли. Меня сопровождал безобразный, курносый Скауль в замасленных брюках и в стоптанных европейских сапогах, из которых выгладывали пальцы, и трое моих охотников в еще более жалком виде. За нами шагали принаряженные амангваны, человек восемьдесят, замыкалось же шествие стадом волов под присмотром нескольких погонщиков.