Они должны умереть. Такова любовь. Нерешительный
Шрифт:
И опять воцарилось долгое молчание. Произнесенное сейчас слово было сильнее первого. И это слог. означало именно то, что было сказано, это слово означало: убить, лишить человека жизни, совершить убийство. Оно не было искусным заменителем, типа слова «размазать». Оно означало — убиты
— Почему мы должны… убивать его?
— Потому что так сказал я, — негромко произнес Зип.
— Это ведь совсем другое дело, если бы он…
—. Чего ты все время добиваешься? Тебе что, надоело спокойно жить?
— Я
— Здесь все знают, что он приставал к Чайне, — жалобно произнес Зип. — А что должен?..
— Но он не приставал к ней! Он только сказал: «Привет».
— А может, мне просто подойти к нему и так вот дружески с ним побеседовать: «Как поживаешь, старина Альфи? Я понимаю, ты испытываешь чувства к Чайне, но пойми, это нехорошо». А может, Сиксто, мне еще и руку ему пожать?
— Нет, но…
— Разве тебе не хочется, чтобы другие клубы знали нас и уважали?
— Да, но…
— Значит, можно позволить таким гадам, как Альфи, спокойно жить среди нас и спать с нашими девочками?
Сиксто покачал головой.
— Но, Зип, он даже…
— А теперь послушай меня, — прервал его Зип. — После того, что произойдет сегодня, мы станем самыми знаменитыми. Понимаешь? Мы раздавим этого гада, и отныне здесь не будет никого, кто бы нас не знал нас, «Латинских кардиналов». Пусть все знают, что теперь нас никто не сможет запугать. После сегодняшнего дня каждый в этом квартале захочет вступить в наш клуб. Мы будем са- мыми-самыми. Самыми-самыми. — Он помолчал, чтобы перевести дыхание. Его глаза блестели. — Кух, я прав?
— Естественно.
— О’кей. В одиннадцать часов Альфи, как обычно, придет в церковь. Служба закончится примерно в 11.40 или без четверти двенадцать. Мы схватим его на ступеньках, когда он будет выходить.
— Боже!
— На ступеньках! Нас будет четверо от начала и до конца, пока Альфи не упадет. Стрелять желательно метко, так как людей будет много и можно кого-нибудь задеть.
— Зип, на ступеньках церкви, — не верил своим ушам Сиксто. Его лицо перекосилось от боли. — Ave Maria, можно ли?
— Я* еще раз повторяю — на ступеньках! Чтобы все видели, как он умирает. У меня четыре револьвера. Я возьму 45-й калибр, так как хочу сам прострелить голову этой сволочи.
Неожиданно улица погрузилась в тишину. Это перестал играть шарманщик.
— Вот два пистолета: 38-го калибра и «люгер», — прошептал Зип. — Выбирайте.
— Мне «люгер», — сказал Кух.
— Сиксто и ты, Папа, возьмете 38-й калибр. Оружие спрятано у меня дома. Кроме всего этого прихватим еще пару пистолетов. — Немного помолчав, добавил — И еще один момент. Тебе, Сиксто, лучше остаться здесь. Будешь следить за домом Альфи. Это первое здание за углом.
— О’кей, — безучастно произнес Сиксто.
— Смотри в оба, чтобы он не ушел. Как только выйдет, следуй за ним. Если
— О’кей.
— Что?
— Я сказал — о’кей.
— О’кей, — повторил Зип. — Ну, пошли. — Он положил руку на плечо Куха, и они направились к дому Зипа. Немного поодаль, шаркающей походкой, за ними тащился Папа. — Кух, ты волнуешься? — спросил он его.
— Да так, немного.
— А я волнуюсь. Этот день особенный, понимаешь, о чем я говорю? Наши дела скоро пойдут в гору!
— Знаю, — ответил Кух.
— Как-нибудь в один из воскресных дней ты будешь сидеть на крыльце и мечтать. Особенно летом, как сейчас. Но сегодня все по-другому. Сегодня предстоит сделать многое. Вот что я хотел сказать. И это переполняет меня радостью. Сегодняшнее дело, ты понимаешь? Как же все здорово.
Подойдя к дому, Кух ухмыльнулся:
— Что касается Альфи, для него это совсем не здорово.
Стоя на углу недалеко от кафе и нервно покусывая нижнюю губу, Сиксто наблюдал за домом Альфредо.
А в это время в кафе Джефф показывал карточку Луису.
— Как тебе это нравится? — спросил он.
— Будь терпелив и настойчив в достижении цели, — читал Луис, — и все твои желания исполнятся.
— Кстати, во сколько открывается «Ла Галлина»? — спросил Джефф.
— Я думал, ты уже забыл про это.
— Ну, раз уж я здесь… — Джефф пожал плечами. — Так во сколько открывается бар?
— Сегодня воскресенье, а так как «Ла Галлина»— бар, то откроется он не раньше полудня.
— Тогда в запасе у меня еще много времени.
— Если ты послушаешься моего совета…
— Эй, эй, ты1— раздался рев, и они оба одновременно выглянули на улицу. Энди Паркер, казалось, появился из ниоткуда. Он подошел к стоявшему на углу Сиксто и громко крикнул — Эй, ты, я обращаюсь к тебе.
Испуганный Сиксто попятился назад:
— Ко мне? — спросил он. — Ко мне?
— Что ты здесь делаешь? — Паркер вплотную приблизился к нему.
— Ничего, я только стоял…
— К стене!
— Что?
Схватив парня за воротник рубашки, Паркер швырнул его к столбу, что на углу кафе. — Я сказал: к стене!
— Но я ничего не делал, я только…
— Нагнись!
Сиксто недоуменно посмотрел на него. Видя, что его приказ не выполняется, Паркер в ярости ударил Сиксто прямо в живот. Согнувшись от боли, он обхватил живот руками и опустил голову.
— Руки на стену, ладони разжать! Делай, как я сказал! — закричал Паркер.
Сиксто сделал неудачную попытку разжать руки, но снова схватился за живот. Когда Паркер ударил его в бок, он судорожно попытался отпихнуть его. Затем, весь дрожа, вытянул руки и положил их на столб. Паркер быстро обыскал его. Он был всецело занят кропотливой и тщательной работой, настолько тщательной, что даже не заметил Фрэнка Эрнандеса, остановившегося в двух шагах от кафе.