Они должны умереть. Такова любовь. Нерешительный

Хантер Эван

— Повернись! — командовал он. — Выверни карманы и все выложи. Поторапливайся!

— Э, оставь его, Энди, — произнес подошедший к ним Эрнандес. Затем повернулся к Сиксто. — Уходи отсюда, парень.

Сиксто испуганно замялся, переводя взгляд с одного на другого.

— Мотай отсюда, да побыстрей, а то еще получишь. — Немного поколебавшись, Сиксто сорвался с места и, завернув за угол, быстро побежал по авеню.

— Спасибо, Фрэнк, — с издевкой произнес Паркер.

— В Уголовном кодексе нет такой статьи, которая бы запрещала ребятам заниматься своими собственными

делами, Энди.

— Никто ничего не говорит, — Паркер сделал паузу. — Но предположим, что у этого безвинного ангелочка был спрятан пакет с героином.

— Ничего у него не было спрятано. Он не наркоман, и ты это знаешь. Этот парень из хорошей семьи.

— Неужели? А разве не бывает наркоманов из хороших семей? Но предположим, что у него был спрятан пакет. Только предположим.

— Единственное, что у него могло быть — так это презрение к полицейскому, который избивал его.

— Сдается мне, вы следите здесь за всеми, кто допустил хоть малейшее нарушение, — раздался голос Джеффа из кафе.

— Ты прав, моряк, — ответил Паркер. — День и ночь. Этот парень принадлежит к уличной банде. Ты видел на нем рубашку с названием клуба? Думаешь, я буду терпеть все это дерьмо?

— У этого парня нет чувства собственного достоинства, — сказал Эрнандес. — Так что, поторапливайся…

— Ну ладно, хватит о нем. Ты думаешь, его можно исправить с помощью дубинки? — Он помолчал. — Куда держишь путь?

— К миссис Гомес.

— А она еще ничего, эта миссис Гомес. Наверное, за пятьдесят, но с ней все в порядке. Фрэнк, а ты уверен, что это деловой визит?

— Уверен, — ответил Эрнандес.

— Что ж, поверим тебе на слово. Кстати, не заходил разговор о Мирандо?

— Когда я уходил, нет.

— Знаешь, — задумчиво произнес Луис, — Фрэнк, наверное, прав. Пойми меня, Энди, я не собираюсь учить тебя, как надо работать. Не думай так. Но, обращаясь таким образом с парнем, ты нанес ему сильную обиду. Я хочу сказать, что на острове все было бы по-другому.

— В Пуэрто-Рико нет проблем с бандами малолетних преступников, — сухо произнес Паркер.

— Конечно, нет. Но я имел в виду другое. Там… не знаю, как сказать… больше уважения.

— К чему? К послеобеденному отдыху? — разразился Паркер смехом.

— Ну вот, ты все свел к шутке, — смущенно произнес Луис.

— Я? Почему я должен шутить по поводу твоей родины?

— Знаешь, как тебе объяснить… мы были бедные и голодные, но в центре города всегда была площадь, церковь розового цвета, росли деревья манго. В любое время ты всегда мог пойти на эту площадь и пообщаться с друзьями. И никогда ты не был безликим, люди знали, как тебя зовут. Это очень важно, Энди, знать, кто ты есть.

— Ну, и кем же был ты, Луис? — довольно посмеиваясь, спросил Паркер. — Губернатором?

— Он все превратит в шутку, — добродушно произнес Луис. — Фрэнк, ты понимаешь, что я имею в виду?

— Разумеется.

— Здесь, порой, ты чувствуешь себя каким-то потерянным. А если ты безликий, то не может быть и речи об уважении, о чувстве собственного достоинства.

— Я понимаю, что

ты хочешь сказать, Луис, — произнес Джефф. — Это похоже на то, что я рассказывал о Флетчере. Можно раствориться в огромной массе людей и забыть, кто ты или что ты.

— Si, si. Остров уважал людей, уважал жизнь… и смерть тоже. Жизнь здесь ценится дешево, а смерть и того дешевле. — Он помолчал немного, напрягая память, как бы давая ей время восстановить прошлое. — На острове, — продолжал он, — в городе, где идут похороны, гроб несут по главной улице, а за гробом идут плакальщики.

— Я это знаю, — негромко произнес Эрнандес, — мне об этом рассказывал отец.

— И о маленьких девочках, несущих цветы и одетых в белое? — спросил Луис. — А город такой пыльный, спокойный и безмолвный.

— Да, и об этом тоже, — добавил Эрнандес.

— А владельцы магазинов стоят у дверей и, когда проносят гроб, они закрывают двери, тем самым высказывая свое уважение мертвому. Они как бы говорят: «Я откладываю все свои дела, пока тебя провожают в последний путь, мой друг».

— Все это бред собачий, а не уважение, — подытожил Паркер. — Просто они все боятся смерти. Я тебе вот что скажу, Луис. Не знаю, как там, на вашем острове, а здесь, именно здесь — единственные, кто пользуется уважением, — так это живые, причем такие живые гады, как, например, Пепе Мирандо.

— Нет, — Луис выразительно покачал головой.

— Как нет? Поверь мне на слово.

— Ну я пошел, а вы продолжайте спорить, — сказал Эрнандес.

— А мы разве спорим? — произнес Паркер. — Мы просто рассуждаем.

— О’кей, продолжайте рассуждать. — Выйдя из кафе, Эрнандес завернул за угол.

А в это время Джефф продолжал ерзать на стуле и выглядывать на улицу. Он мог слышать, как за его спиной спорили, вернее, рассуждали Луис и детектив, но это его нисколько не интересовало. Он всматривался в закрытую дверь «Ла Галлины», сгорая от нетерпения узнать, когда же наконец откроется бар. Говоря по правде, он и сам не знал, хотелось ли ему провести вечер в постели с женщиной или нет, но в голову не приходило ни единой мысли, как еще можно убить время. А так как он прошел через весь город, то сама мысль о том, что все его планы рухнут, была ему просто ненавистна. И поэтому он так внимательно всматривался в закрытую дверь, как бы внушая ей открыться, и чудо произошло — дверь действительно открылась.

ГЛАВА VI

Из бара вышла стройная девушка, которой на вид было не больше девятнадцати. Сквозь обтягивающий свитер и узкую юбку проступали соблазнительно округлые формы ее тела, тела девушки с превосходной фигурой. У нее были черные волосы и темно-карие глаза. Повернувшись, она потянула на себя ручку двери, чтобы закрыть ее, и достала из кошелька ключ. Мгновенно вскочив со стула, Джефф выбежал на улицу.

— Эй, — крикнул он.

Девушка обернулась, удивленно раскрыв глаза. Никогда в жизни не встречал Джефф таких удивительных темно-карих глаз.