Они должны умереть. Такова любовь. Нерешительный
Шрифт:
— Что ты думаешь об истории с твоим приятелем? — спросил Паркер, стоя у бачка.
— Каким приятелем? — поинтересовался Эрнандес.
— Я говорю о Мирандо.
— Он мне не приятель, — ответил Эрнандес.
— А здорово мы охладили вчера его пыл, — Эрнандес наполнил бумажный стаканчик, Паркер отпил из него, затем вытер рукой губы. — Нас пятеро вошло в ту квартиру, а этот сукин сын вытаскивает из рукава свою пушку и целится в нас. Вшивый подонок. Он оставил всех нас в дураках. Читал сегодня? «Мирандо обводит полицейских». Об этом мерзавце пишут все газеты.
— И все же он мне не приятель, — твердо повторил Эрнандес.
— Ну-ну, —
— Что за женщина приходила к тебе? — спросил он.
— Ее зовут миссис Гомес.
— Что ей нужно?
— У ее сына какие-то неприятности. Она хочет, чтобы я с ним поговорил.
— Какого дьявола? Ты что, священник?
Эрнандес пожал плечами.
— И ты что, собираешься пойти? — спросил Паркер.
— Пойду, как только закончу со своими делами.
— Наверное, ты все же священник.
— Наверное, — ответил Эрнандес.
Паркер подошел к вешалке и снял с крючка темноголубую панаму.
— Я собираюсь отлучиться. А ты, если что-то услышишь, скажешь.
— Ты о чем? — спросил Карелла.
— Все о том же. Об этом подонке Мирандо. Не мог же он раствориться в воздухе? Наверняка, нет. Если бы ты был на его месте, куда бы ты убежал?
— В Россию, — ответил Карелла.
— Знаешь, я все же думаю, что он вернулся. И находится где-то здесь поблизости. После того, как мы его не схватили, навряд ли он будет искать пристанище в Риверхеде. Куда ему остается бежать? Домой. Домой, в 87-й участок. И если он где-то неподалеку, держу пари, здесь каждому известно о нем. Так что, Энди Паркер будет действовать по обстоятельствам. — Подойдя к столу, он открыл верхний ящик, достал оттуда запасную кобуру с револьвером и пристегнул ее у правого кармана.
— Не слишком гни спину, — произнес он уже в проходе. — Думаю, ты и не нуждаешься в этом совете.
Его шаги отозвались эхом в длинном коридоре. Эрнандес смотрел вслед спускающемуся вниз по железным ступенькам Паркеру. Отведя взгляд, он заметил, что Карелла наблюдает тоже, но за кем-то другим. Их взгляды встретились. Никто не сказал ни слова. Молча они принялись за работу.
Ацусена Гомес принадлежала к тем счастливым людям, которые, родившись красивыми, оставались такими всегда, какие бы злые шутки ни выкидывала с ними жизнь. В переводе с испанского ее имя означает «Белая лилия», и оно очень подходит ей, так как кожа этой женщины была белой и гладкой, а лицо, тело как будто вобрали в себя всю изысканную красоту и королевские привилегии этого цветка. Самым примечательным в ней были раскосые карие глаза, придававшие экзотический облик другим божественным чертам ее овального лица. У нее был аккуратный и прямой нос, а у рта пролегла складочка печали — свидетельство каких-то неприятностей в ее жизни. Не прибегая к диете, ей удалось сохранить хорошую фигуру, что служило предметом восхищения многих мужчин в ее родном Пуэрто-Рико. Ей исполнилось сорок два года, и она хорошо знала, каково быть женщиной; она познала счастье и печаль материнства. Ее нельзя было назвать высокой, и, может быть, это был единственный недостаток в ее прекрасном облике. Но сейчас, когда она стояла у кровати своего сына и смотрела на него, она казалась высокой.
— Альфредо?
Она не дождалась ответа. Он лежал, вытянувшись на кровати и уткнувшись лицом в подушку.
— Альфредо?
Он
— Мама, — пробормотал он. — Пожалуйста, не надо.
— Ты должен выслушать меня. То, что я сейчас тебе скажу, очень важно.
— Мне безразлично, что ты скажешь. Я сам знаю, что мне делать, мама.
— Ты должен пойти в церковь, ты это хотел сказать?
— Si.
— Они хотят расправиться с тобой.
Он неожиданно поднялся с кровати. Это был шестнадцатилетний юноша, унаследовавший от своей матери светлую кожу и большие карие глаза. Его щеки уже прорезал редкий пушок. Скорбная складка, такая же, как у матери, пролегла около его рта.
— Я хожу в церковь каждое воскресенье, — сказал он просто. — И сегодня я тоже туда пойду. Они не посмеют остановить меня.
— Они не будут останавливать тебя. Они просто расправятся с тобой. Они так сказали?
— Si.
— Кто сказал так?
— Ребята.
— Какие?
— Мама, это тебя не касается, — жалобно произнес Альфредо. — Это…
— Зачем? Зачем им это надо?
Альфредо не ответил. Не отрывая взгляда от матери, он продолжал молчать.
— Почему, Альфредо?
Неожиданно у него в глазах блеснули слезы. Он чувствовал, что не может совладеть с собой, и быстро отвернулся от матери, чтобы она не видела его слез. Он опять повалился на кровать, спрятав лицо в подушку. Всхлипывая, его плечи вздрагивали, когда до него дотронулась мать.
— Плачь, не стесняйся, — произнесла она.
— Мама, я…
— Это очень полезно — поплакать. Иногда плакал и твой отец. В этом нет никакого греха для мужчин.
— Мама, мама, пожалуйста, ты не понимаешь…
— Я понимаю только то, что ты мой сын, — с железной логикой произнесла миссис Гомес. — Я понимаю, что ты хороший, а те, кто хочет тебе зла, плохие. Миром правит доброта, Альфредо. Но когда ты говоришь, что должен идти в одиннадцать часов в церковь, как ты это обычно делаешь, зная, что тебя подстерегает опасность, вот этого я не понимаю.
Он опять сел на кровать и теперь уже начал кричать:
— Я не имею права быть трусом!
— Ты не имеешь права… быть трусом? — изумилась она.
— Мама, я не должен бояться. Я не имею права быть каким-то ничтожеством. Тебе этого не понять. Пожалуйста, позволь мне делать то, что я обязан сделать.
Стоя у кровати своего сына, мать с изумлением смотрела на него, как будто видела впервые. Сейчас она никак не могла узнать в нем того дитя, которого прижимала к сердцу, который сосал молоко из ее груди. Его лицо, слова, даже глаза казались ей далекими и незнакомыми. Смотря на него, она силой взгляда как бы старалась побыстрее восстановить так мгновенно оборвавшуюся кровную связь.
Наконец, произнесла:
— Сегодня я ходила в полицию.
— Что? — вскрикнул он.
— Si.
— Зачем ты это сделала? Ты думаешь, я нужен полиции? Я, Альфредо Гомес. Разве ты не знаешь полицейских в нашем районе?
— Есть полицейские хорошие и есть плохие. Я ходила в Фрэнку Эрнандесу.
— Он такой же, как и все остальные. Мама, зачем ты это сделала? Почему не остановилась?
— Фрэнк поможет тебе. Он из barrio[5].
— Но учти, он полицейский, детектив. Он…