Они пришли с юга
Шрифт:
– Не распускай сопли! Вперед, ваше высочество!
– Давайте утопим его в порту!
– Да нет, товарищи, так нельзя!
– Вперед, мерзавец! Шагом марш! – И пинок заставил его плестись дальше.
Мартин выбрался из толпы и, минуя одну улицу за другой, вернулся на рыночную площадь, откуда началась погоня за спекулянтом. У опустевшей бензоколонки стоял его казенный велосипед, Мартин вскочил на него и поехал по направлению к обувному магазину.
«Черт побери, какая жалость, что приходится работать
Мчась на велосипеде по главной улице, Мартин снова встретил толпу. Сотни разъяренных людей заполнили мостовую и остановили весь транспорт.
Впереди шагал кузнец в залатанном синем комбинезоне. Вслед за толпой бежала ватага орущих мальчишек, к которой присоединялись случайные прохожие. Мартину тоже не терпелось побежать за ними, но чувство долга взяло в нем верх над любопытством.
Остановившись у тротуара, он пропустил мимо себя огромную людскую толпу; отдельные выкрики долетали до его ушей.
– Айда в притон, ребята! Разгромим притон!
– Ха-ха-ха, давайте вытащим из притона Синюю Голубку!
– Ты что, спятил? Разве можно так избивать человека!
– Будто уж ты сам не покупал сигарет на черном рынке?
– Никогда в жизни!
– Заткнись, брехун!
– Ребята, шакалы уже бегут из города!
– Мы нашли целый склад ворованного добра: сигареты, велосипедные шины, дамские чулки – все первый сорт!
Ярость горожан пылала с самого утра. Много крови было пролито, много счетов сведено в этот день. Не день – а сплошной взрыв людского гнева.
И натерпелись же люди с тех пор, как немцы арестовали полицию! Жители городка прятались за толстыми дверями, оберегая квартиры всевозможными замками, всякими задвижками и цепочками. Многие завели собак, другие организовали в домах отряды самообороны.
Однако бандиты с каждым днем лютовали все больше и становились все наглее: женщин, решавшихся выйти на улицу после наступления темноты, они раздевали донага, а затем гнали домой в чем мать родила. На следующий день несчастным предлагали выкупить свои вещи за большие деньги на черном рынке. И мужчинам тоже предлагали выкупать за невероятные суммы похищенные у них же велосипеды. Пытавшимся протестовать попросту грозили размозжить голову.
Сначала черный рынок казался безобидным уголком, где можно было купить сигареты, а также дополнительные продовольственные карточки. Но вскоре он превратился в настоящую биржу, где торговали любыми товарами, чаще всего ворованными. Бандиты преспокойно разгуливали на свободе, хотя их знал в лицо каждый встречный. Отряды самообороны делали все, что было в их силах, но бесчинства все равно продолжались.
Датчане, столько раз вступавшие в единоборство с немцами и часто одерживавшие над ними верх, досадовали на себя: неужто им не справиться с жуликами, орудующими на черном рынке, с этой заразой, угрожающей городу и не дающей гражданам спокойно спать по ночам?
– Поколотить бы их разик-другой, –
Возмущение росло, оно затаилось в каждом дворе и шипело, точно зажигательная бомба, готовая взорваться в любой миг.
Сегодня утром бомба взорвалась, после того как одна домохозяйка обнаружила, что пропало все белье, развешанное для просушки. Она поспешила на черный рынок и увидела, как спекулянты распродают ее добро еще влажным, прямо из корзины. Ей самой по обыкновению предложили выкупить его, у нее же совсем не было денег. Женщина с плачем побежала жаловаться мужу – одному из рабочих автозавода.
Спустя час восемьсот рабочих, вооруженных дубинками, пошли в атаку на черный рынок. Все это Мартин хорошо знал, как, впрочем, и все жители города.
Оставив велосипед во дворе обувного магазина, Мартин вбежал в заднюю комнату. Хозяин и фрекен Исхеп сидели за чашкой кофе и курили сигареты. Мартин остановился в дверях.
– Нет ли для меня какого поручения в городе? – спросил он, горя надеждой и нетерпением.
Хозяин не удостоил его даже взгляда. Между ним и Мартином в последнее время вспыхнула взаимная ненависть – они совсем не выносили друг друга. Мартин и сам не знал, откуда взялась эта вражда; наверно, он не так ходил, не так стоял, не так говорил, как надо, во всяком случае, хозяин терпеть его не мог.
Фрекен Исхей торопливо оправила на себе платье и улыбнулась мальчику.
– Да нет, можешь пока отдохнуть, – сказала она.
– Ладно.
– А что там в городе? Ничего нового?
– Да нет… то есть да, я видел, как били Черного Барона, знаете, самого главного спекулянта.
Хозяин повернул к нему бледное лицо.
– А ну, марш на склад! Я запрещаю тебе в служебное время шляться по городу и глазеть на дурацкие выходки черни! – крикнул он мальчику. Глаза его горели раздражением и злобой.
Однако Мартин не пошел на склад. Он тихо закрыл за собой дверь и присел на одну из ступенек лестницы. Здесь отчетливо было слышно каждое слово, произнесенное в задней комнате.
– Рабочие не должны хозяйничать в городе, – говорил хозяин, – для этого они слишком глупы!
– Конечно, ты прав, но все-таки спекулянты ужасно обнаглели, – отозвалась фрекен Исхей.
– Рабочие еще наглее спекулянтов! – крикнул хозяин.
– Наверно, я ничего не смыслю в политике, – примирительно сказала фрекен Исхей.
– Зато ты смыслишь в других делах, – с похотливым смешком проговорил хозяин.
– Перестань, Оге, здесь нельзя… Потерпи до вечера… Из задней комнаты снова донесся смешок. Мартин вскочил и пошел на склад.
Там он сердито толкнул ногой ящик с цветами из папье-маше, так что тот перелетел в другой конец комнаты, а затем плюнул толстому игрушечному гному прямо в переносицу.
Устроив себе довольно удобную лежанку на батарее, Мартин растянулся на ней во всю длину. Глядя на причудливый узор, который образовали пятна на грязном потолке, он бормотал про себя: