Оноре де Бальзак
Шрифт:
В доме Карро Оноре мирно пописывал, наслаждаясь атмосферой бескорыстной дружбы. Но известность настигла его и в Ангулеме. Одному молодому человеку, рассказывал он матери, стало дурно, когда тот увидел во плоти и крови знаменитого Бальзака. Писатель утверждал также, что члены «Конституционного кружка» до такой степени почитают его творчество, что, если бы он решил стать депутатом, поддержали бы его, несмотря на «аристократические воззрения». Говорили, будто поклонницы таланта популярного автора облепили парикмахерскую, куда он зашел постричься, бились за каждую прядь его волос, упавшую на пол. Эти ежедневные проявления славы не могли не нравиться Оноре, но он страдал от отсутствия умелой в любовных играх подруги. «Мое воздержание стесняет меня и лишает сна», – признается он госпоже Бальзак. Недостаток плотской любви заставляет его обратить внимание на Зюльму Карро: он впервые видит в ней женщину, которая в крайнем случае могла бы утолить его голод. И однажды он вдруг говорит ей: «Вы сладострастны, но противитесь этому». Обиженная этим замечанием, она отталкивает его: почитает за честь быть его другом
Отвергнутый Бальзак вновь задумался о путешествии в Савойю: быть может, маркиза де Кастри проявит большую чуткость, чем Зюльма? Дело было за деньгами, но неожиданно они посыпались словно манна небесная. Его мать непрестанно предпринимала какие-то шаги, и вдруг они увенчались успехом: преданный друг семьи, госпожа Жозефина Делануа, согласилась дать взаймы десять тысяч франков с возвратом в весьма неопределенные сроки. Этого было достаточно, чтобы успокоить особо разгневанных кредиторов и отправиться к маркизе. «Я чувствую, что ум ваш не знает усталости и что обычные занятия не принесут вам успеха, – писала госпожа Делануа Оноре. – Я люблю ваш талант и вас самого и не хотела бы, чтобы что-то стояло на пути вашего таланта, а сами вы мучились, когда я могу прийти на выручку. Помогла счастливая случайность: мне только что вернули деньги, я не успела их никуда поместить. С их помощью вы сумеете заплатить долги и совершить путешествие, о котором мечтаете и которое мне кажется полезным во всех отношениях. Ваше воображение, утомленное слишком напряженной работой и вследствие, быть может, множества иных причин, получит необходимый отдых».
Уверившись, что материальная сторона его поездки обеспечена и он в любой момент может отправляться к маркизе, Бальзак начинает готовить для этого почву: посылает ей отрывок из «Луи Ламбера», любовное письмо юного героя к Полине. «Любимая, ангел мой, какой нежный был вчера вечер. Сколько богатств таит твое драгоценное сердце, твоя любовь неисчерпаема, как и моя… Все соединилось, чтобы вызвать во мне страстные желания, чтобы побудить меня просить о первых милостях, в которых женщина всегда отказывает, несомненно, лишь для того, чтобы заставить возлюбленного похитить их у нее. Но нет, ты драгоценная душа моей жизни, ты никогда не будешь знать заранее, сколько ты можешь дать моей любви, и все же будешь давать, быть может, не желая этого!» [11]
11
Бальзак. Собрание сочинений в 24 томах. Москва, «Правда», 1960.
Яснее не скажешь, и, забросив наживку маркизе, Оноре готовится покинуть Карро. В их гостеприимном доме он за одну ночь написал «Гренадьеру», сочинял, забавляясь, в подражание Рабле «Озорные рассказы». Давно ничто не доставляло ему такого удовольствия, как эта грубоватая стилизация на старофранцузском: он жонглировал старинными фразами, придумывал квазистаринные обороты. Истории вышли комичными, все в них было чрезмерно, они сбивали с толку: что общего между Бальзаком – автором этих соленых шуток и тем, что написал «Луи Ламбера» и «Шагреневую кожу»? Одного волнует человек и его предназначение, другого, кажется, заботит лишь, как, надев маску создателя «Гаргантюа и Пантагрюэля», позабавить современников. Но его отец не уставал повторять, что Рабле знает секрет хорошего настроения и даже здоровья, сам Оноре с детства любил от души посмеяться. Да и теперь, став взрослым, не прочь в любой момент расхохотаться. Этими сказками он воздавал должное порой грубоватой веселости французов, показывал нос разочарованным романтикам, доказывал, что может быть и мыслителем, и шутником.
Первая реакция читателей была смешанной. «Безусловно, ваши озорные рассказы полны достоинств, в них виден ум, – писала ему добрая госпожа Делануа, – но есть и вещи, неприемлемые для людей с хорошим вкусом, слишком легковесные». Герцог Фитц-Джеймс, напротив, весело рукоплескал: «На вас обрушатся громы и молнии ханжей и академиков. Но меня не будет в их числе – я хорошо позабавился, а когда смеюсь, безоружен». Критики были удивлены, некоторые настроены весьма враждебно, обвиняя Бальзака в неумеренном пристрастии к галльскому фарсу, стремлении провоцировать публику. И только Жюль Жанен советовал всем женщинам воспользоваться тем, что из-за холеры они вынуждены сидеть по домам, и прочитать тайком эти рассказы, «еще более непристойные, чем сочиненные Боккаччо». Несмотря на призыв Жанена, публика по большей части не знала, как отнестись к вымученной прозе, которая с трудом поддавалась расшифровке. Одних шокировал язык, других – содержание. Бальзак защищался: «Если и есть в чем-то частица меня, так в этих рассказах. Человек, который напишет сотню подобных, будет бессмертен». Его огорчает лишь одно – книга расходится не так хорошо, как он рассчитывал. Французы или утратили вкус к здоровому веселью, или их доконали холера да романтики, превратив в зануд?
Так что помощь госпожи Делануа оказалась весьма своевременной, можно было сменить обстановку. Отныне его цель – Экс, где
Итак, 21 или 22 августа (точно неизвестно) он уезжает. Делает остановку в Лиможе, добросовестно осматривает город. Снова в путь. Когда после очередной остановки забирается на свое место на втором этаже дилижанса, держась за предназначенные для этого кожаные ремни, лошади вдруг трогаются, и он всем своим весом падает на верхнюю ступеньку, поранив ногу. Ему делают перевязку, остаток путешествия Оноре страдает от боли, что, впрочем, не мешает любоваться чудесными пейзажами. После случившегося Экс кажется ему раем – аристократическим, нежнейшим. Рана затянулась, но отек не спал. Измученный, прихрамывающий, он рассчитывает на заботу маркизы. Дорожное происшествие – недурной штрих к разработанной им любовной стратегии.
Глава третья
Зюльма Карро и маркиза де Кастри
Маркиза де Кастри сняла для Оноре в Эксе маленькую, но светлую, удобную комнату, которая обходилась ему в два франка в день. Из окна видно было озеро и равнина, за которой возвышалась Дан-дю-Ша. Бальзак вставал в пять утра и двенадцать часов кряду работал. Съедал на завтрак яйцо и выпивал стакан молока. В шесть вечера шел к маркизе обедать и оставался там до одиннадцати. Кроме нее, не виделся ни с кем. Ухаживал за своей ногой – делал ванны, чтобы снять нагноение, и вскоре уже не хромал. Такая размеренная жизнь позволяла вволю писать, не тратить лишних денег и каждый день в сумерках наслаждаться беседой с благородной дамой, в которую влюблен. Согласно плану он занимался «Битвой», правил «Покинутую женщину», вылизывал «Луи Ламбера».
Впрочем, Оноре не был полностью доволен своим пребыванием в Эксе – встречи с маркизой были настоящими муками Тантала. Она забавлялась тем, что завлекала его, а когда он слишком пристально смотрел на нее или пытался коснуться рукой – отступала. Невольно закрадывалось сожаление, что не послушался Зюльмы и не отказался от этой поездки. «Я отправлялся сюда за малым и за многим, – писал он ей. – За многим, потому что вижу перед собой женщину элегантную и любезную, за малым – потому что она никогда меня не полюбит. Зачем вы дали мне уехать в Экс?.. Это женщина утонченная… но есть ли душа за этими прекрасными манерами».
Критика, призванная задобрить гордую Зюльму, вывела ее из себя. В гневе она высказывает ему все начистоту, в частности, что не в состоянии видеть, до какой степени Оноре чувствителен к похвалам представителей единственного сословия, что источает запах английского крема и португальской туалетной воды. «Я слышала, вы теперь пишете только для двадцати снобов. И печатаете свои книги тиражом в двадцать экземпляров… Неужели вы думаете, что человек, считающий ограниченными тех, кто немодно одет, рабочего – механизмом… может обладать умом достаточно широким, чтобы понять, что ангелы – белые… [12] Оноре, я страдаю от того, что вы теряете свое величие». Она упрекает его за заигрывания с Амедеем Пишо, который когда-то выставил его в смешном свете в своей статье, а теперь, возглавив «La Revue de Paris», потирает руки, приговаривая: «За деньги его всегда можно поиметь». «Деньги! – продолжает Зюльма, негодуя все сильнее. – Да, деньги, и все потому, что в вашем бонтонном кругу не принято ходить пешком… Взглянули ли вы на свою шагреневую кожу, после того как обновили квартиру, когда еженощно возвращались в два часа с улицы Бак? Зачем я отправила вас в Экс, Оноре? Да потому, что только там есть то, к чему вы стремитесь… Я позволила вам ехать в Экс потому, что у нас с вами нет ни одной общей мысли, потому, что я презираю то, что вы обожествляете, потому, что я – народ, аристократизированный, но всегда симпатизирующий тем, кто страдает от притеснений, потому, что я ненавижу любую власть, поскольку никогда еще не встречала справедливой, потому, что никогда не могла понять и никогда не пойму, как человек, заслуживший славу, готов пожертвовать ею ради денег… Вы теперь в Эксе потому, что вас прибрала к рукам определенная группа людей и что самым ценным товаром у этих людей считается женщина. Я же некрасивая, маленькая и горбатая, и у меня никогда не будет мужчины, которого можно заполучить таким способом… Вы теперь в Эксе потому, что ваша душа подпорчена, потому, что вы готовы променять настоящую славу на мелкое тщеславие, потому, что никогда моя сущность не изменится под давлением человека, который наслаждается тем, что раскланивается с гуляющими в Булонском лесу или первым приезжает на площадь Людови-ка XV… Это значит предпочитать истинным удовольствиям самые пустые. Я вам наговорила много неприятных вещей, дорогой Оноре, но я говорю их с уверенностью, что, когда у вас ничего не выйдет с вашими герцогинями, я всегда буду на своем месте, готовая утешать вас с самой искренней к вам симпатией».
12
Отсылка к «Луи Ламберу».