Опаленные страстью
Шрифт:
— И никто другой не найдет. Это нас тоже устраивает.
— Тогда зачем тебе все эти хлопоты?
— Потому что я терпеть не могу оставлять дела нерешенными. И всегда выполняю просьбы своего хозяина. Он попросил меня раздобыть письмо и вернуть ему, наверное, для того дурака Лас-Каза, который собирает документы и письма для написания мемуаров. В назидание потомкам, чтобы показать тупость и глупость наших врагов, их унижение. Итак, — Киприани направил один из пистолетов на левое колено Эмори, — начнем потихонечку, если тебе очень хочется, чтобы я для начала тебя изуродовал.
— Подождите! — крикнула
— Вы можете что-то предложить, чтобы разубедить меня?
— Аннели, ради Бога…
— Нет, — сказала она, заложив руки за спину, чтобы Эмори не мог их схватить и помешать ей. — Пожалуйста, месье. Я знаю, где письмо. Я сейчас его принесу.
— Она не знает, — заявил Эмори, придя в ужас от действий Аннели. — Она ни черта не знает.
— Знаю, — настаивала она, двигаясь к Киприани и дрожа от страха. — Пожалуйста, месье. Я могу это сделать. Могу вам помочь. У меня ключ.
— Ключ? — Корсиканец не сводил глаз с Эмори, нацелив один из пистолетов на Аннели. — Какой ключ?
Эмори вновь хотел возразить, но вдруг увидел, что Аннели держит в руке бутылку вина. Он не очень-то себе представлял, что может предпринять Аннели против мужчины с двумя заряженными пистолетами, но это хоть какой-то шанс. У него не было выбора. И он не стал ей мешать.
Он снова посмотрел на стол, где, скрестившись дулами, лежали пистолеты, которые он взял в Уиддиком-Хаусе, а рядом с ними — ключ на золотой цепочке, который ему пришлось снять, когда ночью Аннели пожаловалась, что он бьет ее по подбородку. Первый раз он снял этот ключ, когда его втащили почти в бессознательном состоянии на пустой склад и подвесили за руки к потолочной балке. Он тогда изо всех сил сжимал ключ в кулаке, чтобы заглушить нестерпимую боль, находясь под пыткой.
Корсиканец проследил за его взглядом и увидел ключ на золотой цепочке. На какую-то долю секунды он отвлекся. Этого оказалось достаточно, чтобы ударить бутылкой по пистолету. В тот же миг Эмори прыгнул вперед и нырнул вниз, всем своим весом придавив колени Киприани и толкая его назад. Оба пистолета выстрелили, окутав Аннели облаком дыма. Когда же дым рассеялся, Аннели увидела, что мужчины сплелись в клубок и катаются по полу. Она не знала, ранен ли Эмори, сумеет ли одолеть превосходящего по силе врага.
Она не подумала, что его оружием может быть ярость. Он в исступлении наносил удар за ударом по лицу и шее Киприани, а тот лишь оборонялся. Эмори удалось выскользнуть из рук Киприани. Он встал на колени и с такой силой ударил кулаком по его длинному тонкому носу, что превратил его в месиво. Киприани выронил пистолеты, но сумел вцепиться Эмори в глаза и горло. Стоны и проклятия, звуки ударов, казалось, раскалили воздух. Корсиканец ненадолго взял верх; кровь из его разбитого носа капала Эмори на грудь.
Аннели стала лихорадочно искать оружие, но между ней и столом катались двое мужчин. Тогда Аннели нанесла Киприани удар бутылкой по голове, но при этом больше пострадала ее рука, нежели голова корсиканца.
Аннели побежала за кочергой, которой Эмори мешал в камине дрова, а когда вернулась, мужчины ходили по кругу, как два петуха.
Кровь бросилась Аннели в голову. Она схватила кочергу обеими руками, но не ударила:
Охваченная паникой, Аннели дождалась, когда корсиканец снова появится в комнате, закрыла глаза и выстрелила.
Затем бросила дымящийся пистолет и сразу схватила другой, взвела курок, прицелилась, но тут подняла глаза и увидела, как корсиканец выставил вперед руку с четырьмя снесенными пулей пальцами. В следующий миг в дверях появился Эмори. Он схватил Киприани за грудки, поднял в воздух и стал трясти так, что голова у того болталась во все стороны, прежде чем Эмори швырнул его на пол. Корсиканец был без сознания. Эмори, весь в крови, сел на него верхом и стал избивать кулаками. Увидев выражение лица Эмори, Аннели испугалась. В его глазах была жажда крови.
— Хватит! Ты убьешь его!
— Он этого заслуживает.
— Но не так. Не так! Это убийство! Чем же в таком случае ты лучше его?
Эмори еще раз ударил корсиканца и в полном изнеможении свалился на него. Он задыхался от ярости, тело его блестело от крови и пота.
И все-таки Эмори остановился. С большим трудом встал на колени, затем поднялся на ноги. Аннели с пистолетом в дрожащей руке стояла рядом. Он перевел взгляд с Аннели на пистолет и осторожно взял его у нее. Затем привлек ее к себе, и сердце его сжалось от страха за эту хрупкую и такую отважную девушку.
— О чем ты думала. Боже мой? — выдохнул он.
— Я не думала, — всхлипнула она. — Я просто не хотела, чтобы он снова резал тебя.
Он застонал и прижался губами к ее волосам. Киприани не подавал никаких признаков жизни. Из того места на руке, где были отстрелены пальцы, на пол медленно капала кровь.
— Надо его связать, — сказал Эмори, хорошо знавший своего врага. — Если не найдется веревки, можно использовать шнуры от штор.
Аннели повернула голову.
— Его рука?..
— Да, — пробормотал он, — ты выстрелила не в ту. Другой рукой он лучше работает. — Он поднял пистолет, нажал на спуск и отстрелил корсиканцу почти все пальцы левой руки.
Аннели почувствовала, как к горлу подступила тошнота. Она была близка к обмороку.
— А теперь принеси шнуры и сиденье от стула. Аннели молча повиновалась и стала наблюдать за действиями Эмори, который порвал простыню забинтовал корсиканцу простреленные руки и принялся связывать его шнурами. Корсиканец открыл глаза и стал изрыгать проклятия, но Эмори тут же засунул ему в рот кусок простыни, а на голову натянул парчовую наволочку, снятую с сиденья стула. Эмори связал корсиканца таким образом, что при любом движении тот мог задохнуться, и оттащил в самый темный и холодный угол, прислонив к стене.