Опаленные страстью
Шрифт:
Он снова повернулся к пистолетам, и теперь Аннели видела только его широкую спину.
— Будь я умнее, — сказала она так тихо, что он не услышал, — я бы ни за что в тебя не влюбилась.
Глава 18
— Искать будут элегантно одетую молодую женщину в красивом шелковом платье, — объяснил Эмори, передавая ей бриджи, белье, чулки, пиджак и простое коричневое пальто. Все это он нашел в одном из шкафов. — А мы сделаем из тебя мальчишку-сорванца.
Это оказалось нетрудно. Чулки и бриджи были Аннели впору, но рубашка; жилет и пиджак болтались на ней, и их пришлось стянуть ремнем, а рукава подвернуть.
Эмори
— Готова?
Аннели вышла из тени. Ее волосы, стянутые в пучок, были убраны под шляпу с полями. На одном плече у нее висела сумка, под мышкой она держала связанные одеяла. На какую-то долю секунды Эмори представил самого себя, стоящего на верфи в Бриксгеме, насмерть перепуганного. Он смотрел на высившиеся мачты корабля, который должен был изменить его жизнь.
— Что-нибудь не так? — взволнованно спросила Аннели.
— Нет-нет. — Он тряхнул головой, чтобы прогнать видение, и взял у нее сумку. — Лошадь Киприани должна быть где-то на улице. Если мы доедем до Эксетера к утру, то сможем поймать «Пальмер» в Лондон.
— Почтовую карету? Думаешь, у них нет копии твоего портрета?
— Скорее всего есть. Но, с Божьей помощью, она будет выброшена в мусорную корзину, как и все остальные листовки. Для кучера главное — быстрее добраться до пункта назначения. Дорога скверная, и пассажиры предпочитают ездить не в почтовых каретах, а в обычных экипажах. — Судя по выражению, его идея не вызвала у Аннели особого энтузиазма. — Это намного разумнее, чем ехать верхом на уставших лошадях.
— Пожалуй, — произнесла Аннели.
— Аннели… — Он приподнял ее лицо. — Ты не должна ехать со мной, это огромный риск. Я могу отвезти тебя обратно к Флоренс, где ты будешь в полной безопасности. Флоренс, если не захочет, не пустит в дом даже королевскую армию. И твоя репутация…
— Мне плевать на мою репутацию. Я с тобой, с тобой и останусь, пока все это кончится!
Эмори задул свечи. Уже выходя, он набросил на шею золотую цепочку с ключом.
Путь, на который обычно требовалось не более двух часов, занял у них целых восемь. Им приходилось двигаться по объездным дорогам, пробираться через леса, минуя города и деревни, где любопытные могли обратить внимание на двух путников, у одного из которых половина лица скрывала повязка, а второй выглядел уж слишком убогим. Доехав до Эксетера, они нашли почту, где останавливались почтовая карета, можно было запастись едой и пристроить лошадей.
В полдень, когда звук рожка оповестил о появлении почтовой кареты, они собрали свои скудные пожитки, и пока Эмори оплачивал проезд, Аннели ждала на обочине дороги.
Почтовая карета «Пальмер» очень напоминала коробку и была предназначена для скоростной езды. Выкрашенная в коричневый, красный и черный цвета, с королевскими позолоченными перилами на дверях, она
Такой прогноз мог вполне подтвердиться, если судить по первой части пути.
Четверка лошадей бежала галопом по дорогам, словно испытывавшим на прочность колеса и ось. Несмотря на это, Аннели заснула на первой же миле, положив голову на плечо Эмори. Они ехали в карете одни.
Проснулась Аннели лишь около трех, когда кучер, остановив карету, пошел за почтой, но тут же снова уснула, как только карета тронулась, и спала до тех пор, пока Эмори ее не разбудил.
Они были на главном перекрестке Вата, где карета должна была свернуть на более оживленную дорогу, Уэст-роуд, ведущую в Лондон. Там к ним присоединились еще три пассажира: двое решили ехать на крыше, а третий, торговец, толстый, как свинья, с трудом протиснулся в дверь и сел между Эмори и Аннели. Он непрерывно чихал и кашлял. Теперь Аннели уже не могла положить голову Эмори на плечо и положила ее на собственную руку, прислонившись к окну. Рука вскоре заболела от постоянной тряски и толчков. К вечеру, когда они остановились ненадолго, чтобы поесть, Аннели чуть не плакала. Эмори спокойно дремал в своем углу, а ей приходилось терпеть соседа.
— Я больше не вынесу его сопения, — прошептала она. — У него воняет изо рта.
— Спокойнее, малышка, — пробормотал Эмори. — Он заплатил только до Рединга, где, как мне кажется, мы вновь поменяем лошадей. Пока все хорошо, и, если повезет, мы доберемся до окраины Лондона ранним утром.
— И что тогда? — проворчала она. — Я не могу ни ходить, ни сидеть, ни стоять. — Она яростно почесала ребра. — Полагаю, пока тебя не было в Торки, в твоем доме кто-то жил. Я вся чешусь от этой одежды, — фыркнув, добавила она. — Мне не понадобится костюм на бал-маскарад. Я буду изображать один большой прыщ.
Эмори с трудом скрывал улыбку.
— Еще несколько часов — и я собственноручно сделаю тебе такой массаж, что все твои боли и чесотки улетучатся, клянусь.
Она перестала чесаться и подняла голову.
— А может, еще и ванну? Горячую и глубокую?
— С розовым маслом, — согласился он.
— Поклянись.
— Клянусь, торжественно клянусь!
Она простонала и позволила отвести себя туда, где ждала карета с двумя фонарями, освещающими дорогу. Несмотря на подбадривания Эмори, она все еще медлила у двери, когда увидела, как из темноты появился экипаж, а за ним еще четыре. Лошади неслись во весь опор. Этот большой сверкающий экипаж Аннели узнала бы из тысячи, хотя никаких особых знаков или эмблем на нем не было.
— Залезай быстрее, — сказал Эмори, положив руку ей на плечо.
Она быстро оглянулась и увидела, что взгляд Эмори буквально прикован к экипажу, затормозившему в дюжине шагов от них. Он быстро забрался в карету и закрыл дверцу в тот момент, когда дверь сверкающего экипажа открылась и из нее появился маркиз Бэрримор.
Аннели вжалась в свой темный угол. Маленькие лампочки на стенах кареты освещали ее изнутри. Пока Аннели отсчитывала медленные удары сердца, Бэрримор успел выйти из экипажа и поправить жилет и брюки. Она чувствовала, что он смотрит на почтовую карету, пытаясь разглядеть пассажиров внутри, заглядывает в окно и…